Черная стая
Шрифт:
Утро проводили на службе, в манеже или на плацу, а дважды в неделю -- на проспектах и площадях, готовясь к рождественскому параду. Серые плащи поверх надетых в рукава ментиков мало защищали от пронизывающего ледяного ветра, снег тяжелыми хлопьями оседал на этишкетах и орлах, клонил книзу султаны, забивался под воротник. Но с каждым днем гусары все ровнее держали ранжир даже в самых сложных перестроениях, и молодые офицеры с гордыми улыбками на посиневших от холода губах взирали на своих воинов.
Вечерами, если не подходила очередь эскадрона нести караул, лейб-гусары были нарасхват. Весельчаки и танцоры,
Общежитие с друзьями, однако, положило некоторые границы светской жизни графа. Его кошелек был всегда открыт для товарищей, но щепетильность и такт не позволяли ни ему проявлять чрезмерную щедрость, граничащую с благотворительностью, ни им слишком уж вольно ею пользоваться. Потому многие вечера они проводили дома, за дружеской беседой, за чтением книг из богатой библиотеки Яна Казимира, доставшейся Войцеху вместе с домом, или, как шутил Сенин, "по-стариковски", за шахматами и вистом, развившими юные умы не менее философских диалогов или математических упражнений, которыми они тоже не пренебрегали.
В конце декабря, перед Рождеством, Давыдов испросил недельный отпуск, чтобы повидаться с родными, а Шемет благополучно завершил очередной затянувшийся роман единственной бурной сценой, в чем резонно усмотрел следствие неустанного самообразования в тонком деле любовной науки. В предвкушении новых осад и побед он кинулся в бурный водоворот светской жизни, увлекая за собой Сенина. Бал у Гагариных, прием у Огинского, с которым Войцех почти что примирился, "Фигарова женитьба" в Немецком театре. И, как апофеоз, -- маскарад в Опере, с входом для всех желающих по билетам.
– - Ты что же, думаешь, у меня совести нет?
– - возмущенно вопросил Сенин, отгораживаясь от Шемета томиком Плутарха.
– - Третьего дня опера, вчера -- обед у Талон, да цыгане...
– - Нет у тебя совести, -- убежденно заявил Войцех, -- у тебя заместо нее принципы и гонор. Тебе билет взять неловко, а мне одному в маскарад идти? Где же тут совесть?
– - А костюм я где возьму?
– - не унимался Сенин.
– - Вицмундир из-под домино выглянет, как раз и признают, никакой маской не укроешься. Авантюры не будет.
– - Вот что, -- решительно предложил Войцех, -- мы в цейхгауз наведаемся. В прежние времена на учениях противника, бывало, в чужеземные мундиры рядили. Если не разворовали, может, найдем что-нибудь подходящее.
Набег на цейхгауз в Петропавловской крепости увенчался полным успехом. Войцех вертелся перед зеркалом, оглядывая синий камзол с белыми обшлагами и серебряными эполетами, ладно сидевший на его стройной фигуре. К камзолу шли белые панталоны и жилет. На пудреных буклях парика красовалась синяя треуголка с плюмажем, черные сапоги с желтыми отворотами и шпорами дополняли наряд.
– - Ты уверен, что эта шалость тебе с рук сойдет, если тебя под маской узнают?
– - обеспокоенно спросил Сенин, облаченный в изрядно преображенный портновским искусством красный камзол английской армии времен Семилетней войны. Парик с локонами придавал бы ему почти совершенное сходство с Мальбруком, если бы не усы.
– - Это ты, Миша, знаток военной истории, -- рассмеялся Шемет, поправляя портупею, -- американский мундир у нас мало кто признает. А уж вспомнить, что Пулавский при Честноховой с Суворовым дрался, прежде чем свои услуги Вашингтону предложить, так вообще некому.
– - Льстишь, -- утвердительно заявил Сенин, -- ну, если что, на гауптвахте тебе сидеть.
– - И посижу, -- хмыкнул Шемет, -- но нельзя же было такую оказию упустить.
В маскарад ехали в санях, весело смеясь налетающему легкому снегу. После гусарских плащей шубы и меховые сапоги, надетые поверх обычных, казались совершеннейшей роскошью. При входе отстегнули сабли, сдав на хранение в гардеробную вместе с шубами, и очертя голову ринулись в веселую шумную толпу, уже собравшуюся в театре, в надежде на самые отчаянные интриги и авантюры. Свобода нравов, царившая под маской, влекла сюда и дам полусвета, и салонных львиц и неприступных красавиц высшего общества.
Две хорошенькие пастушки с украшенными цветами пудреными прическами, в коротких, по моде Регентства, юбках и весьма открытых корсажах, подскочили к ним.
– - Роза или фиалка?
– - спросила одна из них Сенина.
– - Фиалка, -- не задумываясь, ответил Мальбрук, подхватывая даму в лиловом и уводя ее в круг, где уже начинался экосез.
– - Вам досталась роза, -- улыбнулась из-под маски дама в бледно-желтом, показав прелестные зубки, -- если вас не пугают шипы.
Шемет чуть не поперхнулся и внимательнее пригляделся к незнакомке. Платье ее, не слишком дорогое, кажется, вышло из театральной гардеробной. Но женское тщеславие победило предосторожность -- сверкнувшие в ушах бриллианты не оставляли сомнений в ее средствах, а сюсюкающий французский акцент определенно выдавал даму из общества. Так что красавица вряд ли понимала, сколь непристойна ее шутка*, поскольку в эпоху Регентства при Версальском дворе бывать никак не могла.
– - Красота врачует раны, которые наносит, -- улыбнулся Войцех, увлекая даму в круг танцующих.
Они сделали тур экосеза и отошли к буфету, где их отыскали Сенин с Фиалкой. Роза переглянулась с подругой, и даже под маской стало видно, как та залилась румянцем.
Сенин отозвал Войцеха в сторону.
– - Они сговорились на сегодня не расставаться, -- с многозначительной улыбкой произнес он.
– - Значит, нам придется поискать другое приключение, -- пожал плечами Шемет.
– - Вовсе нет, -- рассмеялся Сенин, -- наоборот.
– - Но...
– - Слушай, брат, -- с нажимом произнес поручик, -- к девкам ты не ходишь, афинских ночей бежишь. Это твой шанс. Упустишь -- пожалеешь.
Войцех оглянулся. Роза и Фиалка пересмеивались, обняв друг друга за талию. Он коротко кивнул Сенину и вместе с ним вернулся к дамам.
– - Прелестные красавицы, -- лукаво улыбнувшись спросил он, -- знаете ли вы, что такое дилижанс?
– - Недурно начали, -- заметил Шемет, выходя из театральной уборной, куда их впустили по его давнему знакомству за кулисами и за серебряный рубль, вложенный в руку служителя.