Черная стая
Шрифт:
– - Держать строй!
– - хрипло скомандовал корнет.
– - Марш-марш!
Колонна находилась в полном наступлении. Роты, успевшие перейти Дриссу по мосту, закреплялись на высотах, другая часть, опрокинутая неприятелем в реку, спешила выбраться на берег. Восемь орудий, подошедших от генерала Сазонова, уже развернулись на позиции, Гродненский полк, наконец, завершивший маневр, был назначен им в прикрытие.
– - Это хуже, чем под Оровайсом!
– - воскликнул Кульнев, подъехавший к подполковнику Ридигеру.
Действительно, части Удино, раньше русских успевшие перейти реку, уже обходили позицию авангарда с флангов, в то время,
– - Друзья мои! Вперед, за мной!
– - отчаянным, охрипшим голосом воскликнул Кульнев.
– - Победить или умереть!
Гродненский полк, ведомый Кульневым и Ридигером, помчался вперед, врезавшись в обходившую французскую колонну всей массой своих эскадронов. Бешеный напор всадников, кипящих яростью за поверженных в засаде товарищей, местью за нанесенное поражение, смял неприятеля, очищая позицию от наседавших войск Удино.
Войцех, на полном скаку врезавшийся в пехотные ряды, рубил с коня, не глядя, не останавливаясь. Сабля взлетала и опускалась в его руке, кровь кипела, алая пелена ярости застилала взор. Сеча кипела вокруг него, штандарт дважды падал с убитыми под ним унтер-офицерами, пока Окунев не подхватил его, не понесся вперед, врубаясь во вражеские ряды.
В это время авангард, теснимый неприятелем, был принужден продолжать отступление. Орудия снялись с позиции, и снова спасение отряда было вверено Гродненским гусарам. От полка рассыпалась густая цепь фланкеров, частыми атаками сдерживавшая наступление пехоты. Но с фланга показалась конница Думерка. Заметив слабое прикрытие конной батареи, кирасиры устремились к орудиям. Гусары в едином порыве бросились на нового врага, завязалась отчаянная свалка.
В тяжелом бою кирасиры были отброшены, и полк, составлявший арьергард Кульневского отряда, продолжил тяжелое отступление. Кульнев спешился, и пошел, вместе с Ридигером, в последних рядах полка. Шеф остановился всего на мгновение у одного из орудий, чтобы отдать приказ, когда шальное ядро, залетевшее от неприятеля, ударило в него, оторвав обе ноги выше колена. Истекающий кровью Кульнев рухнул на землю, последним движением срывая с груди Георгиевский Крест, который он вложил в руку Ридигера.
– - Увезите его!
– - слабеющим голосом сказал Кульнев.
– - Пусть неприятель не знает, что убил русского генерала.
Труп Шефа подхватили на руки гусары и понесли к пехотной колонне, где находились санитарные фургоны.
Между тем кирасиры Думерка, до того отброшенные полком, не замедлили вернуться. Заметив приближающихся латников, Ридигер воскликнул:
– - Братцы, отомстим за нашего начальника!
Не дожидаясь команды, полк ринулся в бой. Мчащийся к батарее неприятель был принят в сабли, опрокинут и изрублен взбешенным полком. Войцех, одним из первых ворвавшийся в ряды кирасир, рубил врага с лютой, неистовой яростью, словно заговоренный уворачиваясь от встречных ударов. Кровь алыми каплями орошала его побледневшее лицо, затекала в рукава доломана, густыми дорожками сбегала по кривому клинку. Крики умирающих тонули в лязге сабель, пощады не было никому. Да и не услышал бы он воплей о пощаде, алая пелена застилала его взор, и клинок алой молнией пылал в окровавленной руке.
Горы трупов, множество коней, скачущих без всадников -- таков был ответ полка на смерть своего командира.
В это время подошедший корпус Витгенштейна со свежими силами устремился на неприятеля. Разбитые французы отступили к Полоцку. Завершилось Клястицкое сражение -- первая победа русского оружия в этой войне.
Осада
После смерти Кульнева командование полком принял решительный и храбрый подполковник Ридигер, хотя утверждение его в должности Шефа произошло только в октябре. Командира же у полка до конца похода не было вовсе, поскольку в военное время фрунтом и учениями заниматься не приходилось.
Войцех, за храбрость и распорядительность, с которой он вывел свой взвод из засады под Боярщиным, был произведен в поручики, каковое назначение с радостью было встречено не только офицерами эскадрона, но и поступившими под его командование нижними чинами. Заветный ковенский мед, ревниво оберегаемый Онищенкой, был извлечен из баула и пущен по кругу во время походной дружеской пирушки по поводу повышения.
Граф Витгенштейн, получив сведения об отступлении Удино за Двину и появлении у Динабурга корпуса Макдональда, угрожавшего наступлением на Ригу, перевел свой корпус к деревне Расицы, откуда мог обратиться против одного или другого французского маршала. Половина Гродненского полка была оставлена для наблюдения за рекой Дриссой, от Волынец до Сивошина, в то время, как остальные четыре эскадрона сильными партиями высылались во все стороны для захвата пленных и французских обозов.
С началом августа русские войска продолжили теснить неприятеля к Полоцку. Но последним успехом этой кампании стало сражение на берегах Свольны. К Полоцку подошел корпус маршала Сен-Сира, принявшего на себя командование французскими войсками. По получении подкреплений число войск противника в полтора раза превосходило корпус Витгенштейна. Французы перешли в контрнаступление, завершившееся отходом русских частей к мызе Белой. Сен-Сир остался в укрепленном Полоцке, и 10 августа военные действия, по причине утомления обеих противоборствующих сторон и великой нужды в фураже и продовольствии, временно прекратились.
Седьмого сентября поручик Шемет в сопровождении двух десятков гусар отправился на фуражировку. Край был разорен еще до войны, послужив главным источником продовольствия для армейских магазинов, сожженных и уничтоженных при отступлении русских войск. Зерно и сено не достались неприятелю, но и русская кавалерия, при затруднении в доставке транспортов и бедности края, пришла в тяжелое состояние. Ротмистр Кемпферт, командир эскадрона, уже не в первый раз поручал Войцеху это ответственное дело, знание польского и приятные манеры поручика часто облегчали отряду задачу, позволяя мирно договориться там, где другим фуражирам приходилось действовать угрозами, а то и силой.
Размокшая от вчерашнего дождя лесная дорога вилась среди светлых березовых стволов, тонкими колоннами тянувшихся ввысь, в косматое небо, проглядывающее сквозь усыпанные золотыми монетками листьев кроны. Солнце, изредка выглядывающее из набухших влагой облаков, прорывалось узкими снопами лучей к тропе, поблескивая в мелких лужицах, и снова пряталось, и тогда лес полнился удушливым сырым полумраком.
Кони ступали мерным шагом, втаптывая в чавкающую под копытами землю первые упавшие листья. Войцех настороженно прислушивался, но, кроме щебета незнакомых птиц да шумного дыхания лошадей, в лесу слышался только шелест ветвей под легким ветерком.