Черная Завеса
Шрифт:
Холодность Брика сделалась более заметной.
— Малышка Мири тоже не смогла бы это сделать, Чарльз. Боюсь, она до сих пор любит тебя вопреки всему.
Бэйшл остановился.
Теперь он стоял в центре камеры.
Он слегка развёл руки в стороны, и Фаустус, возможно, впервые осознал, каким чертовски крупным был вампир. Что-то в его манере держаться, лукавости, чисто раздражающей натуре делало его физически менее устрашающим, чем он был на самом деле.
Посмотрев на него теперь, Фаустус ясно увидел его.
Он увидел Короля Бэйшла
Возможно, впервые за все эти десятки лет он оказался лицом к лицу с истинным Вампирским Королём и посмотрел в его кроваво-красные глаза.
Он наблюдал, как удлиняются острые как бритва клыки, смоченные слюной.
Когда реальность этого отложилась в его сознании, по нему пронёсся шок.
Всё кончено.
Всё реально кончено.
Он хотел испытать облегчение.
Он хотел испытать некое чувство завершённости... но и этого не ощутил.
Не будет облегчения. Не будет завершённости.
Он не сумел добиться успеха ни в чём из того, что он пытался сделать.
Может, именно по этой причине он не сумел промолчать.
— Миры никогда не заканчиваются, вампир, — Фаустус буквально выплюнул эти слова. — Они всегда возвращаются, — он смотрел в белое как мел лицо Брика.
Его сердце гулко стучало в груди, пока животное наблюдало за ним, склонив голову набок. Фаустус чувствовал, как его грудь сдавило; воздух с трудом выходил из лёгких. Он смотрел на своего врага, на тварь, с которой он сражался с момента своего прибытия в этот мир; на врага всех врагов.
Он видел лишь животное.
Свирепое, хищное животное.
— Я вернусь, — яростно выпалил Фаустус. — Единственный Бог...
Но это всё, что он успел сказать.
Глава 2. Пробуждение
Он обвился вокруг меня, уткнувшись лицом в мою шею, прижимая меня к своему мускулистому телу. Я всё ещё лишь наполовину проснулась, когда он начал покрывать поцелуями мою шею, запустив ладонь под больничную сорочку, чтобы погладить мой живот.
Боль пронеслась по мне с такой силой, что я заёрзала на кровати.
Я распахнула глаза так, будто меня ткнули электрической дубинкой.
Я вспомнила, где нахожусь.
Я очнулась во вторник, а теперь был четверг.
Доктора попросили меня задержаться в больнице на несколько дней.
Они практически настаивали.
Что-то связанное с чрезвычайным обезвоживанием, несмотря на капельницы, и опасно низким содержанием железа в крови. У меня также не хватало кальция, витамина D и нескольких других элементов. Конечно, мой человеческий доктор всё равно действовал наугад, поскольку я вовсе не была человеком.
Мы с Блэком, наверное, могли настоять или даже полностью оспорить решение моего хирурга. Наверное, я могла выписаться в тот день, когда очнулась, буквально через считанные часы. Однако мы с Блэком посчитали, что пусть лучше доктора принимают решение.
Ключевым словом была нормализация.
Чем более нормальными и не представляющими угрозы мы, видящие, могли показаться в глазах обычных людей, тем лучше. Чем комфортнее они познакомятся с нашими физическими отличиями и анатомией, тем лучше. Чем больше мы вели себя как обычные пациенты, а не как высокомерные всезнайки и засранцы, тем лучше.
Мы решили остаться ещё на несколько дней.
Это заставило нас обоих немного поворчать, но, похоже, оно того стоило.
Теперь же, подумав обо всех дипломатических беседах, которые мне опять предстояло провести (предположительно после нашего с Блэком медового месяца), я поморщилась. Нам всё ещё предстояло урегулировать немало дерьма с людьми, если мы хотели вести здесь хоть относительно нормальную жизнь. То есть, жизнь, в которой человеческие армии не вели на нас активную охоту, и мы не застряли в какой-то подпольной лаборатории, где нас медленно будут препарировать и попытаются использовать в качестве оружия.
Блэк рассказывал мне много историй про Старую Землю.
Мы должны сделать всё возможное, чтобы такое не повторилось здесь.
Усилием воли вытолкнув эту мысль из головы, я окинула взглядом свою приватную палату и заметила, что обширные джунгли из цветов и растений исчезли. Когда я бодрствовала в последний раз, Блэк сказал что-то про то, чтобы перед выпиской отдать их пожилым пациентам в хосписном отделении, и я согласилась. Это означало, что сегодня мы наконец-то выписываемся?
Я надеялась на это.
Я не хотела опять раскатывать губу, но боже, мне хотелось отсюда выбраться.
Мой взгляд ещё раз пробежался по палате и постели.
На сей раз я заметила, что все мои фото и открытки тоже исчезли.
— Я их упаковал, — сказал он мне. — И да, док. Мы выписываемся.
Повернув голову, я посмотрела на него. Золотисто-пятнистые тигриные глаза Блэка слегка светились в освещении от приборов вокруг моей кровати.
Он наблюдал, как я смотрю на него.
Когда я не отвернулась, выражение его лица сделалось напряжённым от боли. Эта боль ударила по мне, его свет вплёлся в меня. Его глаза остекленели, и я видела, что там тоже отражается боль.
Его пальцы крепче сжались в моих волосах.
Я поёрзала и изогнулась так, чтобы лечь лицом к нему.
Посмотрев вниз, я увидела, что к моей руке всё ещё подключена какая-то капельница, и трубочки спутались, когда я попыталась обнять этой рукой Блэка. Убрав руку обратно, я вместо этого положила голову на его грудь.
— Я думала, мы решили подождать, — пробормотала я, потирая лицо той рукой, к которой не крепились трубки. — Но ведь это сегодня, да? Свадьба? Значит, наш медовый месяц тоже начинается сегодня ночью. Самое позднее — завтра.