Черневог
Шрифт:
Он выпрыгнул на берег с веревкой в руках, крепко обвязал ее вокруг столба и вернулся на борт, чтобы захватить мешок с грибами, которые насобирал в лесу (Ивешка знала все, что только ни росло в лесу, и спасала их от его трагических ошибок). Он захватил и свою корзину, в которой обычно брал обед и в которой теперь были запрятаны веточки и ростки нескольких растений, которых он не мог распознать, а также заинтересовавший его двойной дубовый желудь: Ивешка всегда интересовалась всякими редкостями, некоторые из которых становились частью ее рецептов.
— Малыш! — позвал он и резко присвистнул. В тот
— Идем, Малыш, — сказал Петр, стряхивая с себя шерсть дворовика и бросая корзинку, которую Малыш, сидящий на задних лапах, тут же поймал передними. — Но только не вздумай это есть, слышишь?
Малыш обхватил огромную, больше чем он сам, корзинку передними лапами и пустился рысью на чуть согнутых задних рядом с Петром вверх по крутой дорожке прямо к дому. Разумеется, лодки и речные берега не самое подходящее место для дворовика: у него есть самая важная в мире обязанность, состоящая в том, чтобы прогонять кроликов, птиц и других, более мелких мародеров, из их сада и следить, чтобы садовые ворота не оставались злонамеренно незапертыми и доступными для случайных незнакомцев. Но Ивешка и Саша в равной мере желали, чтобы дворовик не спускал глаз с Петра, когда тот один отправлялся в лес (каждый в отдельности признавался ему в этом), и Малыш, казалось, вообще не возражал против этого, а наоборот, получал полное удовольствие от прогулок, даже если при этом случались очень странные встречи с лешими, на которых он и щетинился, и лаял, и шипел. Лешие же прощали его, так делал даже старый Мисай, так что почти каждый предоставлял Малышу возможность вести себя подобным образом с первым встречным.
Именно так Малыш и зашипел, как только они добрались до вершины холма. Он и лаял и щетинился, быстро увеличиваясь до устрашающих размеров по сравнению с тем, каким был в пути. Это было не похоже на его обычное поведение по возвращение домой.
И в тот же момент за изгородью Петр увидел лошадь. У него возникло неизбежное предчувствие о каком-то посетителе, хотя, видит Бог, никогда и никакие посетители не появлялись в их владениях, ни случайно, ни по приглашению.
Но когда черная лошадь подняла голову и потянула ноздрями воздух в его направлении, она показалась очень похожей на ту самую черную лошадь, которая когда-то принадлежала Петру. Кроме того, она свободно болталась во дворе, что само по себе было весьма большой небрежностью, учитывая, что совсем рядом находился подрастающий сад.
Поэтому можно было предположить, что Саша и Ивешка знали об этой лошади, и, скорее всего, уже пожелали, чтобы она не трогала молодые посадки.
И можно было предположить, что если они оба знали, что она была там, то один из них наверняка пожелал этого, и если он этого пожелал, то тут же можно было догадаться, что это сделал мошенник-конюший, а теперь новоявленный колдун, который очень любил лошадей.
Черт возьми, этот конь действительно выглядел как его Волк, без всякого сомнения, и вид этого коня напомнил Петру, что он лишился покоя именно тогда, когда потерял эту лошадь.
Однако поведение Малыша напомнило Петру также и про оборотней, обдавая его холодком. Они могли разными хитрыми способами проникнуть в дом мимо Саши и Ивешки, и тогда это неведомо откуда взявшееся созданье было всего лишь уловкой, чтобы заманить его внутрь. Легкий ветерок доносил запах пекущихся медовых лепешек, но ложь и обман всегда выглядели абсолютно правдоподобными, если здесь было замешано колдовство, и ловушки содержали приманки из вещей, которые чаще всего были самым заветным желанием для того, на кого они были рассчитаны. Так всегда поступали те, кто их делал.
— Малыш, — тихо окликнул дворовика Петр, — не нужно беспокоить лошадь, если это на самом деле она. Иди-ка лучше к Ивешке, славный Малыш, иди в дом и проверь, все ли там в порядке.
Малыш направился к дому, продолжая лаять, проскользнул сквозь изгородь и неуклюже потащился по деревянному настилу к крыльцу, не переставая коситься на лошадь.
Значит, она была неопасна. Малыш знал это.
А если эта черная лошадь выглядит в точности как Волк, и поскольку дворовик не признал в ней самозванца и мошенника…
Петр подхватил корзинку, которую оставил Малыш, протиснулся через ту же самую дыру в заборе и направился прямо к лошади, которая стояла наблюдая за этой суматохой, прижав уши и часто двигая ноздрями.
Бог мой, вне всяких сомнений это был Волк. Петр знал на память каждую черту в его облике.
Малыш внезапно появился в доме, не пользуясь никакой дверью. Появление обеспокоенного и озадаченного Малыша означало, во-первых, что Петр уже вернулся, во-вторых, что Петр увидел сюрприз, и в-третьих, что сюрприз тоже нашел Петра, и разумеется спустя некоторое время Саша вышел наружу, где свидание двух влюбленных было в самом разгаре.
Саша сунул руки в карманы и стоял на крыльце, наблюдая за происходящим и искренне надеясь, что (его надежда в данном случае была до опасного очень близка к желанию) он не сделал ничего дурного или опасного.
Ивешка вышла из дома и стала рядом с ним около перил, отряхивая о фартук руки, перепачканные в муке. Неожиданно Саша почувствовал очень сильное желание с ее стороны: даже Петр взглянул в их сторону и чуть вздрогнул, когда лошадь испугалась.
Саша знал, что Ивешка, возможно намеренно, не исключала его из своего желания, потому что хотела обратить внимание мужа на то, что пора идти домой, она хотела этого совершенно сознательно, подчиняясь собственному эгоизму, и совершенно обоснованно была зла на мальчишеское легкомысленное вмешательство в их жизнь.
— Не смей, — прошептал Саша, не глядя на нее. — Ивешка, ведь ты обещала. Не смей обращать на него своих желаний подобным образом.
— Все, уже прошло, — ответила она тихим разбитым голосом. Она хотела, чтобы он знал, что она полностью осознает свои собственные недостатки. И его тоже.
После чего она повернулась и ушла в дом, с неистовым раздражением желая лишь одного: чтобы и Саша и Петр оставили ее одну на некоторое время.
Возможно, что некоторые, живущие по соседству с Воджводом, а может быть и Киевом, смогли почувствовать эту небольшую размолвку.