Черничное королевство
Шрифт:
Для Славы в свое время было неприятным открытием, что из всего класса только он видит цвет звуков и цифр, а также слышит запах слов. На обязательной диспансеризации классная чуть ли не насильно отправила его к психиатру. Тот записал в карту заумное слово «Синестезия», и сказал, что это не болезнь. Бывает у какого-то небольшого числа людей от рождения, что органы чувств перепутаны в голове.
Конечно, от издевательств одноклассников это никак не спасало, но через год подтрунивать над Славой на эту тему стало скучно, и все как-то привыкли, что он может на математике ляпнуть, что дважды два будет коричневый.
У всех людей были цветные голоса. У кого-то яркие, у кого-то серые, невзрачные. Девочка говорила низко, с какой-то глубинной хрипотцой. Не грубой, которая бывает у взрослых от прокуренности, а именно бархатной. Темно-темно малиновой.
– Просто не купается никто, вот и ил с песком осели, – пожал он плечами.
– Нет. Это Берегун в тумане осмелел, сюда дополз и порядок наконец навел. Не любит он муть. Рыбам и водяным наказал прилично себя вести, вот и вода прозрачной стала.
Слава улыбнулся. Фантазия у незнакомки была еще похлеще, чем у него.
– А ты откуда? – спросил он.
– Оттуда, – она неопределенно махнула рукой в сторону, где по его пониманию никаких деревень рядом вроде не было. Однако тон был такой, что Слава понял: переспрашивать и уточнять не стоит.
В этот момент он неожиданно осознал, что из тумана появилось и вошло в его жизнь настоящее чудо. Это было необъяснимо: просто ощущение, что вот это все, что происходит сейчас – уникально и волшебно. Оно могло и не случиться, если бы он решил сегодня остаться дома, но оно все-таки произошло и теперь чудо останется с ним на всю жизнь. Волшебство было разлито в воздухе, и таинственная собеседница вдруг стала ему почему-то необычайно важна. Как будто она и была центром чуда. Того, которое появляется в жизни только раз, и остается навсегда. Которое очень важно не упустить, ибо как каждый ребенок таит внутри себя сказку, так же любой взрослый тайно, но искренне сожалеет об упущенном когда-то чуде, что коснулось своим крылом и улетело прочь, навсегда оставшись рубцом в памяти.
– Меня Слава зовут, – предпринял он неуклюжую попытку познакомиться.
– Куда зовут? Слава кому? – нахмурилась она.
– Ну имя у меня такое. Кому, кому… всем, наверное. Полностью – Всеслав.
– Ты видимо совсем сумасшедший, раз имя готов первому встречному открыть, – сочувственно вздохнула она, – кто ж так делает?
Слава не видел ничего страшного в том, чтобы представиться, но у девчонки видимо был какой-то пунктик на этот предмет.
– Ты не первая встречная, – неожиданно осмелился он, – я так чувствую.
– А… ну тогда ладно, – еле заметно на секунду улыбнулась она одними уголками губ и, снова уставилась на воду, – а я вот жду вдруг разрыв трава проплывет. Там ниже по течению берега обкашивают, – добавила она.
– Так если ниже, то как она сюда приплывет то? – удивился Слава.
– В этом и есть ее отличие! Она, если в воду кинуть, против течения движется. Только так ее найти и можно. Ну или, если совсем повезет, то коса об нее сломается. А так только змеи и лягушки ее могут распознать, а я с ними договариваться не умею, – вздохнула девочка.
– А зачем тебе разрыв трава?
– В запертую комнату попасть. Там замок сложный, а ключ потерян. Ну так мне мама говорит, хотя я думаю, что его просто от меня прячут.
– Может туда и не стоит ходить? Не зря же ее заперли, – с сомнением произнес Слава.
– Ты что?! – возмутилась она, повернулась к нему и широко распахнула свои огромные глазищи. – Там же тайна! Это же самое интересное!
Слава попытался вообразить себе жилье, где годами может существовать запертая комната, а никому и дела нет, но не получилось. Вот взять их двухкомнатную квартирку, оставшуюся после гибели родителей. Первая комната его, вторая – бабули. Если одну запереть, так это уполовинить свое жилье. Как вообще можно такое долго терпеть просто на основании того, что ключ потеряли?
На другом берегу реки послышался плач ребенка.
Слава приподнялся, вслушался.
– Ты чего вскочил? – спросила она.
– Да вроде плачет кто-то. Надо сходить через брод, проверить…
– Ты точно сумасшедший! Запомни, никогда не беги на плач ребенка в тумане или сумерках, коли жизнь дорога! Никогда! – она возмущенно сверкнула глазами. Славе показалось, что они даже потемнели в этот момент.
– Почему?
– Потому что это самый верный способ заманить человека в ловушку! Тут кто покрепче – девушкой плачет, чтобы молодец какой на помощь рванул. А кто послабее и со взрослым парнем вряд ли сладит, тот ребенком прикидывается. Тогда на улов будут женщины и дети.
– Какой улов? – оторопел Слава.
Она посмотрела на него сочувственно.
– Как ты до своих двенадцати лет то дожил?
– До одиннадцати, – автоматически поправил он.
– Странно. Выглядишь старше. Но это, конечно, все меняет. До дюжины еще можешь не дожить, – уверенно кивнула она. Слава не понял, шутит девочка или всерьез так говорит.
– Все, – неожиданно поднялась она, – не будет сегодня разрыв травы. Да и мама меня, наверное, уже хватилась. Мне пора.
– А ты придешь еще? – с надеждой спросил Слава.
Она наморщила нос, несколько раз шумно вдохнула, словно нюхала туман и кивнула:
– Приду. Завтра утром. Ну и ты приходи, хорошо? – неожиданно добавила она и посмотрела ему в глаза с едва заметной тенью улыбки.
Слава кивнул.
***
Туман тогда плотно засел в их деревне на несколько дней и девочка действительно приходила каждое утро. У них было часа два, а иногда и три для того, чтобы поговорить. Ему стало чуть проще с ней общаться, а она перестала задаваться и постоянно называть его сумасшедшим, так что разговаривать стало легко и интересно. Ему даже казалось, что он знает ее очень давно, дольше чем самых верных друзей. Им бы он никогда не поведал, как скучает о родителях, которых в сознательной жизни не видел ни разу, а ей вот доверился. Он рассказывал о школе, а девочка в ответ делилась сложными отношениями со старшей сестрой, которой все можно и от этого она задается и дразнится. А еще обидой на родителей, что вечно заняты своими делами. Слава говорил, что хочет стать летчиком, потому что откровенно влюблен в небо, а она восторженно взахлеб описывала как станет путешественницей и будет открывать новые земли и страны.
Колечко она подарила ему на пятый день. Незатейливое, из невзрачного серого металла, с гравировкой в виде растительного узора по внутренней стороне. Просто сняла с косички, где таких было заплетено еще десятка два, и отдала ему.
– На память. И тебе и мне. Что все это, – она неопределенно обвела рукой пространство вокруг, – не привиделось, а было на самом деле.
– Скажешь тоже! – возмутился он, – как такое можно забыть?
– Всякое бывает, – пожала она плечами и, как обычно ушла в белую пелену.