Черно-белая любовь
Шрифт:
Но если позвоню Адаму, то он расскажет Хакану и начнутся допросы, нужно что-то придумать.
Взгляд падает на время. Было четыре вечера, значит Альп в комнате рисует. Мой телефон в последний раз оставался на его столике. Может быть Хакан его еще не выбросил? Стоит попробовать.
Аллах, надеюсь Адама нет в комнате.
Я набираю номер, и хвалю себя за память.
Примерно минуту я раздумываю и все таки нажимаю на звонок. Я начинаю нервно трясти ногой, пока слушаю гудки. Ну же, Альп, ответь мне, солнце.
Проходит кажется
Я встаю с кровати и сглатываю слюну.
— Альп? — осторожно спрашиваю, на случай, если трубку взял другой человек.
— Мама? — слышу я крик и начинаю рыдать.
— Мальчик мой, мой принц. Как ты? С тобой все в порядке? — пытаюсь я контролировать свой голос, и говорить спокойно.
— Мама..-слышу я хныканье и затем трубку поглощает детское рыдание. Мое сердце расщепляется в молекулы. — Мама, ты блосила меня? Я так скучаю по тебе. Велнись ко мне. — проговаривает он сквозь рыдания и я уже не могу сдержаться, начинаю плакать вместе с ним. Мои ноги становятся ватными, я соскальзываю на пол и крепче прижимаю телефон к уху, словно так смогу разрушить этот тупой барьер между нами.
— Мой принц, я тоже скучаю по тебе. Безумно. — говорю я. — Я тебя очень сильно люблю. Очень очень. — шмыгаю я носом и стираю слезы, уступая дорожку следующим.
— Я тебя тоже люблю, мамочка. — вдруг говорит он и я пропадаю. Этот малыш стал для меня центром Вселенной за все минувшие месяцы. Я не заметила, как привязалась к нему, у меня никогда раньше такого не было. Я действительно начала считать его своим сыном, а себя — его мамой.
— Ты не велнешься? — начинает он икать и я понимаю, что ему страшно.
— Послушай меня, жизнь моя. — стараюсь я собраться. — Ты ведь у меня сильный мальчик, верно? — я слышу как он шмыгает носом и сглатывает.
— Да. — шепчет он в ответ.
— Тогда ты не должен плакать. Ты должен быть сильным, как папа. Разве ты видел, что бы папа плакал? — при воспоминании о Хакане, мне самой хочется умереть от горя.
— Нет. — тут же отвечает, и рыдания прекращаются.
— Ты нужен папе и Адаму тоже. Они любят тебя, и теперь ты тоже должен позаботиться о них. — он молчит какое-то время, видимо размышляя, что я имела в виду.
— Заботиться? — удивлено повторяет он, на моем лице появляется улыбка, которая дается мне с трудом.
— Да. Ты должен радовать их своими успехами, смехом и любовью, мой принц. Ты не должен плакать и печалиться, от этого твоему папе плохо, ты же не хочешь его ранить?
— Нет. Не хочу! — решительно говорит он.
— Тогда будь сильным, мой принц. — слова даются с трудом, ведь я не знаю, увижу ли своего мальчика вновь.
— Я буду, мамочка. — он говорил с энтузиазмом и я поняла, что он улыбался. — Ты останешься с той девочкой? — вдруг спрашивает он, я замираю. Скорее всего Хакан сказал ему, что я вернулась к Мелек и останусь с ней. Я думала он придумает что-то более ужасное, например скажет, что я бросила Альпа и больше не хочу его.
— Не думай об этом. — стараюсь сменить тему. Я не хочу ему врать, да я и не умею. — Главное помни о том, что я сказала тебе. — я поднимаюсь и сажусь на кровать.
— Холошо. Я запомнил. — я слышу шорох в трубке.
— Что ты делаешь? — интересуюсь я, не желая обрывать звонок.
— Я лисовал, но теперь лежу на кловати. Мама, ты мне споешь? — спрашивает он и я улыбаюсь, пока слезы одна за другой скатываются по вискам на подушку.
— Для тебя все, что угодно, мое солнце. — я слышу его восторженный крик в трубку и стараюсь унять дрожь в теле.
Я начинаю петь первую попавшуюся песню, что всплыла в голове, и ею оказалась «Cesaretin Var mi Aska» Gulay Sezer.
— Bir gun bir c?lg?nl?k edip (Если я однажды совершу безумство)
Seni sevdigimi soylesem(Признавшись тебе в любви)
Alay edip guler misin(Рассмеешься ли ты, насмехаясь)
Yoksa sen de sever misin (Или тоже полюбишь?)
Cesaretin var m? aska (Хватит ли у тебя смелости любить?)
Carp?yor kalbim bir baska(Мое сердце забилось бы по-иному)
Sen de boyle sevsen keske (Если бы ты только так же любил)
Desen bana yar (Если бы ты назвал меня любимой)
Konusmadan gozlerinle (Если бы ты без слов, только глазами)
Beni sevdigini soylesen (Признался бы мне в любви!)
Yuregime gozlerini (Если бы ты запечатал свои глаза)
Olene dek muhurlesem (Для моего сердца до самой смерти)
Песня заканчивается, я прикусываю губу, что бы унять нарастающую панику, сладкое сопение Альпа было слышно в трубку. Он уснул.
Я подношу телефон к губам и целую, представляя на его месте своего мальчика.
— Будь счастлив, частичка моей жизни, пусть все неприятности обойдут тебя стороной. — тихо шепчу я, что бы не разбудить Альпа и отключаюсь.
Я смотрю в потолок какое-то время и не нахожу в себе сил даже встать, рефлекторно тянусь к цепочке на шее, которую подарила мама, но не нахожу ее. Должно быть она упала, когда Назих меня толкнул. Блять!
Я должна вернуть ее любой ценой, это единственная память о маме. Но пока что выйти не могу.
В голове всплывает образ моего ангелочка. Мелек! Я быстро набираю ей и слышу сладкий голос малышки.
Я пару секунд глубоко дышу, что бы не выдать своей паники в трубку и разговариваю с девочкой о всякой ерунде. Она начала процесс восстановления в школу, потому как ее жизни больше ничего не угрожало. Она рассказала мне о новой одежде, что ее мама купила, о своих подружках из больницы и ее радость передалась мне. Хотела бы я быть с ней рядом и видеть, как она постепенно возвращается к нормальной жизни.
— Где она?! — слышу я крик Назиха и устало перевожу взгляд на дверь.
— Мне пора, ангел мой. Позаботься о себе и о маме. Хорошо? — шепчу я.