Чёрно-белые сны

Андес Марсия

Том взял стул и сел рядом со мной, встревожено наблюдая за быстро меняющейся мимикой на моём лице.

– Когда я поступил в больницу, я был ещё в сознании. Мне досталось не так сильно, ведь я был пристёгнут, - он грустно посмотрел на дверь, словно ожидая, что она вот-вот раскроется, и сюда нахлынут репортёры. – У меня было сотрясение мозга и перелом руки, - снова молчание. – Тебя отбросило в мою сторону при столкновении. Ты пробил головой лобовое стекло, оно даже треснуло. Множество переломов, сотрясение. Внутренние повреждения… Тебя прооперировали, но ты так упорно не хотел просыпаться. Врачи

сказали, что ты в коме. Я тогда чуть с ума не сошёл… Каждый день приходил сюда, а ты всё спал и спал… А тут смотрю, ты руку поднял и нос чесать начал, - Томми улыбнулся. Я тоже. – Я аж вазу выронил. Вот… - он посмотрел на пол. – Нужно убрать потом… От машины ничего не осталось, мне пришлось отправить её на свалку… Обидно.

Я грустно посмотрел на свои руки, всё ещё до конца не понимая, что я пролежал в этой палате последние шесть месяцев. А кажется, будто только вчера мы ехали с ним в Мюнхен на ту вечеринку…

– Прости меня, - виновато протянул Том. – Это я виноват во всём…

Я затряс головой.

– Я тоже хорош… Как мама?

– Всё хорошо. Я позвоню потом всем, скажу, что ты очнулся. Они с ума сойдут, - он улыбнулся.

– А Лили приходила? – вдруг спросил я.

– Да… Почти каждый день, - брат замолчал.

Я осмотрел его ещё раз и вдруг только что понял, почему на нём нет царапин и ссадин. И вдруг ужаснулся тому, что прошло столько времени… Все волновались, а я, дурак, лежал здесь. Один.

– Билл, я так рад, что ты очнулся! – вдруг воскликнул брат. Он приподнялся со стула и обнял меня за плечи. Спустя некоторое время он меня отпустил и выпрямился. – Мне пора. Часы посещения заканчиваются. Я приду завтра.

Том медленно зашагал к двери, повернулся, ещё раз посмотрев на меня, улыбнулся и скрылся в коридоре. А я… Я вздохнул, откинулся на подушку, чуть ли не плача от обиды, что пропустил столько времени, и пожалел, что отпустил тогда Лили в Мюнхен.

Часть 4

Не знаю, сколько времени я так пролежал в одиночестве, но мне ужасно захотелось курить. Наверное, это естественно, учитывая то, что я не брал в руки сигарету шесть долгих и ужасных месяцев, пролетевших для меня как один день, хотя, если посудить, то я вообще не мог взять что-либо в руки. От этой мысли меня почему-то бросало в смех, и я изредка хихикал себе под нос.

Я начал уже жалеть о том, что совершенно не подумал, чтобы попросить Тома привезти мне сигарет, а желание насладиться этим едким дымом внутри меня только загоралось сильнее с каждой минутой. Когда у меня больше не было сил сдерживаться, я решил прогуляться по больнице и поклянчить у кого-нибудь сигаретки. Вот только врятли в больнице кто-нибудь мне разрешит даже в руках их подержать, но попытка не пытка…

Я откинул одеяло в сторону и попытался свесить ноги с кровати, но они плохо меня слушались. Списав это на временное последствие этой, как говорит брат, комы, я всё же пересилил себя и сотворил невозможное. Ничего не подозревая, я привстал с кровати, и в тот же момент последовала череда неприятностей.

Сначала я совершенно не смог почувствовать своих ног, коленки подкосились и я рухнул на пол, чувствуя кукую-то пустоту в суставах. Пока я падал, я сильно ударился кистью об острый край тумбочки – кости хрустнули, а я взвыл от ужасной боли, прижимая правую руку к груди. Стиснув зубы, я распахнул глаза, стараясь не обращать внимания на запястье, которое, скорее всего, было сломано, поскольку выгнулось под неестественным углом.

Я попытался приподняться с помощью здоровой руки. Схватившись за край кровати, я кое-как встал на колени. Всё ещё опираясь на неё, я аккуратно начал подниматься на ноги, но снова ничего не вышло – я рухнул обратно на колени, сильно ударившись ими о пол, и развалился корпусом на матрасе.

Проклиная всех на свете, я вздохнул и прикрыл глаза. Тут дверь палаты распахнулась.

– Мистер Каулитц! – донёсся до меня испуганный женский голос.

Я с трудом повернул голову и посмотрел на гостя - это оказалась девушка, судя по всему медсестра. Довольно молодая, блондинка с ровным пучком на голове. Она подскочила ко мне.

– Вам же нельзя вставать!

Она попыталась помочь мне лечь обратно на кровать, схватилась за моё несчастное запястье, но тут же в ужасе отскочила в сторону, поскольку я заорал не своим голосом от жуткой боли. Мысленно унизив её всеми возможными матными словами, я протянул, стиснув зубы.

– Помоги же…

Девушка снова подскочила ко мне, обняла меня за талию и кое-как помогла лечь на кровать.

– Вам же говорили, что вставать нельзя! Вы ещё не прошли реабилитацию! – недовольно поджала губы она.

– Ничего мне никто не говорил, - простонал я, «баюкая» свою руку. Взглянув на бирку, висевшую на груди медсестры, я прочитал её имя. – Аманда…

– Нужно отвести вас к доктору, - она быстро выбежала из палаты.

Спустя несколько минут она прикатила инвалидную коляску.

– Ну, же. Мистер Каулитц! – девушка подошла ко мне и помогла сесть на мой новый транспорт. – И что вам не лежалось?

– Я хотел спросить у кого-нибудь сигареты, - выдавил я, как только она вывезла меня в коридор.

– В больнице нельзя курить! – строго сказала Аманда.

– Меня это никогда не останавливало… - буркнул я, вспоминая свои прошлые неудачи со здоровьем.

Мы медленно «ехали» по коридору, где бродили разные люди в домашних халатах, врачи и медсёстры. Заглядевшись на какую-то старуху, я совсем забыл о боли. Мы продолжали медленно подъезжать к повороту, но, к моему несчастью, прямо за углом моя коляска резко врезалась в другую, на которой сидел старик. Меня бросило слегка вперёд, а запястье случайно ударилось о подлокотник.

– Аааа! – заорал я, прижимая руку к груди. – Чёрт…

– Извините, - Аманда испуганно посмотрела на меня, затем резко свернула коляску вбок и быстро покатила по коридору больницы.