Черное безмолвие
Шрифт:
— И не думала даже. — честно отвечаю я. — Я отнюдь не считаю тебя зеленым юнцом, который знает довоенную жизнь лишь по своим учебникам.
Он умолкает, потупив взгляд в пол. И вновь молчание, нарушаемое лишь шорохом «дворников» по лобовому стеклу. Он думает, я слежу за дорогой.
Впереди, на границе черной земли и белого воздуха, пропитанного снегом, мелькает едва различимая белая точка. Нет, не белая, серебристая, иначе свет фар так не заиграл бы на ней. Чисто инстинктивно я выпрямлюсь в водительском кресле, готовясь к худшему — что-то неизведанное, посреди «черного безмолвия»,
Мы приближаемся, и точка увеличивается в размерах. Переводя свои глаза на инфракрасное зрение я вижу, что это человек. Человек в защитном костюме, стоящий на моем пути и терпеливо ожидающий чего-то. Или кого-то? Быть может, меня?
Мародеры? Скорее всего, хоть и трудно поверить в то, что они пасли меня от самого бункера. Прикидывая все «За» и «Против» я прихожу к выводу, что я им, в принципе, не нужна. Мой фургон пуст, и даже в кабине нет ни грамма продовольствия или лекарств, за которыми, обычно, охотятся эти одичавшие люди. Вот только они об этом не знают, и, следуя принципу Наполеона, «Ввязаться в бой, а ж потом думать, что делать дальше», наверняка сначала убьют нас, а уж затем станут осматривать машину в поисках добычи.
— Там человек? — спрашивает меня парнишка, словно никогда не видел людей.
— Да, — отвечаю я.
— Это плохо?
— Возможно.
Кратко и лаконично. К чему ему знать о том, сколько наших, заводских, погибли от рук таких, вот, медленно дичающих существ, некогда бывших людьми. Не стану же я рассказывать ему, как год назад на завод не вернулась колонна, отправившаяся в леса за черноземом, наткнувшись на хорошо вооруженную банду мародеров. Или о том, как пал третий бункер, взятый отрядом из полутора сотен человек. Эти мрази сумели каким-то образом приручить свору диких собак, большинство из которых родились уже после начала войны и, потому, имевших страшные мутации. Приручили, и содержали их, словно сами не испытывали перебоев с едой, а затем, осадив бункер, отказавшийся принять эту банду, подорвали вход и впустили свою голодную свору внутрь.
Сумевший выбраться из бункера гонец прибыл к нам за сутки до финального сражения у «тройки». Мы спешно собрали крупный отряд, и, не смотря на то, что практически оставили завод без защиты, на полном ходу полетели к бункеру. На полном ходу… На той максимальной скорости, которая возможна, когда пробираешься по снегу на грузовиках с обмотанными цепями колесами, и нескольких вездеходах — ядерная ракета, рухнувшая на ближайшую к нам воинскую часть, не пощадила ни одного находившегося там танка, а в более отдаленные части мы, тогда, вырваться не рискнули. На дорогу ушло около шести часов, и когда мы, вконец измотанные долгим броском, добрались до «тройки», спасать уже было некого.
Впрочем, командующий завода и так хвалил нас за ту операцию — мы потеряли всего десятерых из нашей сотни, зато подчистую выкосили всех мародеров. Отбили бункер, оставшийся практически нетронутым — они и не собирались его грабить, как раз наоборот, планировали закрепиться в нем. Вот только не спасли никого — погибли все жители «тройки», челюсти голодных псов-мутантов не пощадили даже пятерых грудничков…. Совсем маленьких детей, у двоих из которых даже не было отклонений — большая редкость в Черном Безмолвии, как мы зовем теперь этот радиоактивный заснеженный мир.
Я не помню, скольких в тот день убила я, совершенно забыв об обязанностях командира своей десятки. Увидев у входа в «тройку» собак, завершающих свое кровавое пиршество, я рванулась из кабины, не взяв с собой даже огнестрельного оружия…. Я ворвалась в бункер первой, рубя и круша все вокруг, думая лишь о том, что эти твари могли атаковать не «тройку», а «восьмерку», в которой жил мой Коля. А когда почувствовала, что слабею, то просто выбежала наверх, скользя по залитому кровью полу, и раздевшись догола, натерлась колючим радиоактивным снегом…
А дальше — вновь багровая темнота ярости и жажды смерти. Должно быть, другие испытывали примерно те же чувства, что и я, потому что не ушел никто. Ни одна собака, и ни один человек, между которыми мы, собственно говоря, и не делали разницы.
Человек впереди поднял руки кверху, и замахал ими, видимо предлагая мне остановиться и поговорить. Предлагая… Выбора у меня все равно нет — если это мародеры, то уйти от них на моем «ЗИЛу» мне вряд ли удастся. На такой дороге нас можно догнать и пешком, на снегоступах, а у них наверняка есть и снегоходы.
У них… Где же остальные. Не может же он быть один! Должно быть, скрываются где-то, поодаль. Черт возьми, в этой сумрачной пурге я не вижу ничего дальше пары сотен метров.
Я останавливаюсь в десятке метров от фигуры в скафандре и, не выключая передачи, начинаю рыться в бардачке. Если со мной что и случится, пусть парень уберется отсюда. Пусть спасется хотя бы он. Быть может, ему удастся добраться до завода и сообщить нашим о том, что в этом районе работает крупная банда мародеров. Именно крупная! Если их мало и они плохо подготовлены к бою, то им просто не взять меня — одинокий бегун на открытом пространстве, ставящий перед собой одну единственную цель — выжить в Черном Безмолвии, куда опаснее целого отряда солдат.
— Бомбодел, — обращаюсь я к своему спутнику, — Как тебя зовут?
— Антон. — отвечает он.
— Красивое имя. — я ободряюще улыбаюсь ему, — Но Бомбодел мне нравится больше. Тебе подходит это прозвище.
— Зовите меня как угодно. — отвечает он. — Хоть горшком, лишь бы не в печку.
Мой Бомбодел оказался начитанным — эти слова из какой-то сказки, вот только не помню, из какой именно. Это хорошо, быть может, искусство и литература все же выживут, когда умрут все воины и закончится эта чертова война.
— Хорошо. Слушай меня очень внимательно. Во-первых, — я кладу ему на колени заряженный «Макарыч», вытащенного из бардачка, — Вот тебе оружие. Если со мной что-нибудь случится… В общем, ты меня понял. Во-вторых, опять таки, если начнется заварушка, то просто срывайся отсюда с места в галоп. Я задержу их, а ты — уходи, бомбоделы нам нужны, да и вообще, нет смысла погибать вдвоем. Завод там, — я машу рукой вперед, — Примерно в двух часах ходу начнутся внешние посты, да и патрули не дремлют, так что, мимо не проедешь. Ты, кстати, машину-то водить умеешь?