Черное безмолвие
Шрифт:
— Это не Мадьяр приказал мне заложить бомбу в убежище…. По его замыслу я должна была… подорвать восточную стену во время боя. — она запинается, сплевывает кровавый сгусток на снег, и этой паузой тут же пользуется Сергей, от лица которого, кажется, отхлынула вся кровь.
— Зачем?
— С востока завод должен был взять его второй отряд… Они бы прошли сквозь вашу защиту, как нож сквозь масло.
— Почему ты этого не сделала? — спрашиваю я, втайне надеясь услышать в ответ что-то о раскаянье, о любви ко всем нам и т. д. Ее ответ повергает в шок и меня, и всех остальных. Лишь Эзук, в этот момент остановившийся рядом со мной, остается внешне безучастным. Она или знает заранее, о чем идет речь, или и в самом деле настолько невозмутим.
— Потому, что я ненавижу вас всех! — выкрикивает Катя, собрав, видимо, последние силы и поднявшись на локте левой руке. Кровь больше не хлещет из ее плеча — она стекает Кате под одежду тонкой струйкой, а сама она все больше и больше холодеет. Еще несколько минут, и стрелять в нее не потребуется — она просто умрет от потери крови.
— Потому, что он хотел лишь покорить завод, подчинив его себе и использовать в своих целях. Я же хотела, чтобы все они умерли! Чтобы погибли и вы! Я хотела подорвать бомбу в лазарете, но тогда погибли бы только вы вчетвером. И тут Штаты преподнесли мне подарок — скинули на нас эту чудесную бомбу, в результате чего Сашка, разумеется, погнал всех в убежище. Мне пришлось выбирать между сотнями людей, и четырьмя бегунами… К сожалению, я выбрала людей.
Сергей постепенно меняется в лице, выслушивая эту предсмертную исповедь. Автомат дрожит в его руках…
— Мне стоило убить вас всех, но я предпочла количество качеству…
Если бы взгляд мог убивать, то я даже затрудняюсь сказать, кто умер бы первым — Сергей, или Катя… Пожалуй, все-таки, Сергей — в Катиных глазах ненависти не в пример больше.
— Прощай. — произносит он, нацеливая автомат ей в голову.
— Не надо! — кричит Эзук, бросаясь к Сергею.
В тот же миг, оттолкнувшись уцелевшей рукой от земли, Катя взмывает в воздух, выбивая ногой автомат из рук Сергея, не ожидавшего такого натиска от полумертвой женщины.
«Калашников» делает полный оборот в воздухе, и падает вниз, ложась в Катину руку… От отдачи ее отбрасывает назад — в конце концов, стрелять из «Калаша» в таком состоянии, да еще и левой рукой, занятие более, чем безнадежное — попасть в мишень меньше коровы с более чем пяти метров просто нереально… Но… Сергей стоит менее, чем в метре от нее, и пуля входит точно в него, отшвыривая его в сторону.
— Тварь! — ревет Марат, целясь из своего «ТТ» в Катю, но та молниеносным финтом уходит с линии огня, и выпускает еще одну пулю в нового противника.
Слава Богу, что автомат стоит на одиночных выстрелах, а переключить его на стрельбу очередями с одной рукой Катя просто не может. В противном случае, она имела бы все шансы положить здесь всех нас, ну а так Марат легко уходит от пули, просвистевшей в полуметре от него, и снова целится в голову противника.
— Не надо! Не убивай ее! — кричит Эзук, бросаясь к Марату, но на его пути встает Толя, и, перехватив свой «Макаров» за ствол, замахивается им как дубинкой.
Скорость действия превышает, кажется, даже мой порог чувствительности, так как я никак не могу решиться вмешаться, не зная, что же делать мне.
Катя отступает спиной вперед, высылая в Марата одиночные пули, а тот, в свою очередь, палит в нее из пистолета — тоже без особого успеха. Единственный плюс для Кати в том, что у нее почти полный рожок патронов, а у Марата — только обойма «ТТ».
Толя и Эзук кружатся на месте. Один — стараясь нокаутировать другого рукоятью пистолета, а второй — стараясь прорваться мимо Толи, дабы выхватить у Марата пистолет, или закрыть Катю своим телом. Зачем?.. Кажется, мне не понять его никогда.
У Марата заканчиваются патроны. Теперь ему остается только уходить с линии огня Катиного автомата, либо преследовать ее, дожидаясь, когда патроны закончатся и у нее. Собственно, это он мог сделать без проблем — в полуобморочном состоянии она не могла бы тягаться с ним по силе и реакции, так что шансов у нее было немного. Последней Катиной надеждой мог стать лишь Эзук, зачем-то бросившийся ее защищать.
Одна я, как идиотка, замерла посреди Черного Безмолвия, глядя, как мои друзья собираются перебить друг друга… Разумеется, Катю в число друзей я не включаю, но отчего-то мне так хочется, чтобы ей удалось уйти…
— Ну ладно! — взрывается Толя, отпрыгивая в сторону и перехватывая пистолет за рукоять. — Я тебя предупреждал!
Я оборачиваюсь на звук выстрела, чтобы успеть увидеть отблеск порохового пламени из ствола пистолета, только что изрыгнувшего пулю в Эзука… Сам Эзук на мгновение пропадает из моего поля зрения, уклоняясь от пули. Нет, мне и в самом деле это не кажется — он не просто уходит с линии ствола, рассчитав ее заранее — он срывается с места мгновением позже, когда пуля уже в полете, и успевает отскочить с ее пути! И пусть после этого он попробует заявить, что он человек!
Толя вновь прицеливается. Этого я уже вынести не могу — как бы быстр не был Эзук, все равно я не могу позволить, чтобы в него стреляли! И раньше, чем Толя успевает нажать на курок, я оказываюсь возле него, коротким ударом по предплечью парализуя ненадолго его правую руку.
Толя кричит от боли, и отводит левую руку для удара, намереваясь достать меня прямым в солнечное сплетение, но… Во-первых, все равно не успел бы — я прикинула траекторию движения его руки еще в момент замаха, и легко ушла бы от удара, а во-вторых, он не может меня ударить. Замахивается, но не бьет… Слава Богу, а не то мне пришлось бы приложить его покрепче.
Я оборачиваюсь к Эзуку, но его уже нет рядом. За те доли секунды, что ушли у меня на короткую схватку с Толей, он уже успел выбить пистолет из рук Марата, и уложить его на землю — то ли спасая Катю, то ли наоборот, спасая его самого от ее выстрелов.
Катя бросается бежать, тяжело припадая на левую ногу, и зажав левой рукой страшную рану на правом плече. Автомат она бросает после первых же шагов — понимает, что спаслась чудом, и сейчас ее единственный шанс — не давать бой, а бежать что было сил… Все равно умрет спустя максимум пару часов. Человек умер бы спустя десять минут, а бегун… Не знаю.
Марат сбрасывает с себя Эзука (при чем тот и не возражает, видя, что Катя убежала уже достаточно далеко), и, подобрав пистолет, направляет на него.
— Марат! — кричу я. — Опусти пушку, а то яйца оторву!
Он смотрит на меня, смотрит на Эзука, не выказывающего никаких признаков агрессивности, и нехотя опускает пистолет. Похоже, со странностями нашего нового бегуна он уже примирился, и понимает, что тот напал на него не со зла, а… А хрен его знает, зачем.
Толя потирает отходящую от моего удара руку.