Черное сердце
Шрифт:
Хема постаралась скрыть испуг и засуетилась, провожая спать младших детей, Сорайю и Рату.
– Я по-прежнему думаю, что эта история вряд ли может быть поводом для беспокойства, – мягко произнес Киеу Кемара. – Подобные скандалы напоминают головы уродливых нага. Но все минует. Вот увидите. В августе, когда сюда прибудет президент де Голль, начнется новая эра нашего процветания.
– Скажите, мсье Кемара, правда ли, что принц придает такое большое значение визиту де Голля?
– А почему бы и нет? – горделиво спросил отец Соки. – Уже тот факт, что в Камбоджу пребудет один из
Рене состроил презрительную гримасу:
– Он – отсталый человек, ваш принц Сианук. Продукт прошлого. Он не понимает, что времена изменились, что для того, чтобы Камбоджа достигла истинной независимости, нужны новые методы.
Во-первых, он допускает, чтобы в страну проникали юоны. – Рене употребил пренебрежительное словечко, которым называли вьетнамцев и вьетконговцев. – Во-вторых, он...
– Простите, мсье, – прервал его Кемара, – но политика принца по предоставлению в Камбодже убежища северовьетнамцам лишь способствует нашему суверенитету. Их благодарность...
– Неужели вы полагаете, что Хо Ши Мин, Ле Зуан или Фам Ван Донг когда-либо вспомнят о том благодеянии, которое оказывает им Камбоджа?! – недоверчиво воскликнул француз. – Сколько раз еще Сиануку надо столкнуться с их ложью и предательством, пока он перестанет им доверять? – Он понизил голос и заговорил отрывисто, чуть ли не по слогам. – Они – вьетнамцы. Боже правый, мсье, они всегда ненавидели и всегда будут ненавидеть кхмеров. Если вы думаете, что гнуть перед ними шею...
– Не «гнуть шею», – мягко произнес Кемара. – Они наши соседи, – он говорил медленно, будто втолковывая что-то умственно отсталому ребенку. – И всегда ими будут. И мы должны делать все, чтобы жить с ними в мире. Чтобы нам всем выжить, мы должны прекратить вражду, длившуюся две тысячи лет. Именно в это верит принц Сианук. Вспомните, мсье Ивен: даже французы, даже де Голль наладили мире Германией. Они – соседи, а война окончена. И даже герои войны вынуждены смотреть в будущее. Мир, мсье Ивен, требует куда больших трудов, чем война.
– Вы говорите о французском президенте так, будто бы он спаситель Камбоджи. Я не голлист, у меня нет желания возвращаться во Францию. Теперь эта страна – не мой отчий дом. Вот уже тринадцать лет, как Камбоджа добилась независимости от Франции, но почему-то все еще хочет находиться под ее протекторатом. Вам не кажется это странным?
– Мы ищем помощи от наших союзников, – спокойно ответил Кемара. – Вот и все.
– А я говорю вам, что это становится невыносимым бременем. Кампучийцы голодают, в стране безработица, а «высокопоставленные лица», укрывшиеся за стенами особняков Камкармон, требуют все более высоких взяток от тех, кто одурманивает массы. Ситуация невыносимая. Даже монтаньяры...
– Ах, монтаньяры, – раздраженно перебил его Кемара. – Коу Роун назвал их «кхмеризованными». Монтаньярами, от французского «mont», «гора», называли этнические горские меньшинства Камбоджи, которые не стремились смешиваться с основным населением.
– О, да! – Рене хрипло расхохотался. – Как вы гордитесь этим словечком, которое означает, что этих людей, словно животных, сгоняют в лагеря, в поселения, где к ним относятся хуже, чем к скоту, – глаза Рене превратились в щелки. – А вы слыхали о маки?
– Я не потерплю подобных разговоров в моем доме! – воскликнул Кемара. Теперь он действительно вышел из себя – колкости француза сделали свое дело.
– Почему же? – упорствовал Рене. – Вашим детям следует знать, какую ложь для них заготовили.
– Мсье Ивен, я бы попросил вас...
– Запомните мои слова, мсье Кемара. Отношение вашего режима к монтаньярам обратится против вас самих. Грядет революция, и грядет скоро, так как эти люди присоединятся к маки. Это случится если не в этом году, то уже на следующий год.
– Молчите! – взорвался Кемара.
Сидящие за столом замерли – Сока еще никогда не слышал, чтобы отец так повышал голос.
Самнанг прокашлялся. Сока заметил, что за весь ужин он так и не произнес ни слова.
– Я думаю, что вам сейчас лучше уйти, Рене, – он легонько тронул друга за плечо.
Рене Ивен встал. Лицо у него побелело, он дрожал. Он смотрел на человека, сидевшего против него.
– Знание – опасная вещь, нет так ли, мсье?
– Прошу вас оставить мой дом, – мягко произнес Кемара, не глядя на француза.
Рене насмешливо склонил голову:
– Благодарю за гостеприимство.
Самнанг снова тронул его руку и встал из-за стола. Когда старший сын и гость ушли, Хема сказала:
– Ужин окончен, дети. Вам еще наверняка надо готовить домашнее задание на завтра, – она нарочно, чтобы стереть ощущение от недавнего разговора, перешла на кхмерский. Но Сока этого разговора не забыл.
Покидая комнату, он видел, как мать обняла отца за плечи.
– Оун, – окликнул его отец и улыбнулся.
Сока действительно надо было выполнить задание, но не только то, что ему дали в лицее Декарта, а и то, что было дано ему Преа Моа Пандитто. Сока и не заметил, сколько времени прошло, прежде чем в дверях его комнаты появился Самнанг.
– Все еще не спишь, оун?
– Да я уже заканчиваю, – Сока поднял глаза. – А что, уже поздно?
Сам кивнул. Он сел на краешек кровати.
– Ну и сцена была сегодня!
– Ты-то должен был знать, что из этого получится, Сам.
– Я сделал это для папиного блага.
– Что?
Сам кивнул:
– Рене абсолютно прав. Я тоже считаю, что уже на следующий год наш мир совершенно изменится.
– Я тебе не верю, – сказал Сока, но почувствовал, как напряглись мышцы живота. Неужели Сам прав? Тогда что с ними со всеми случится?
– Но это так, оун. Маки на северо-западе уже начинают стягивать силы. Революция неминуема.
Сока испугался.
– Даже если это и правда, па нас защитит. Он не позволит, чтобы с нами случилось что-нибудь плохое.
Сам глянул на младшего братишку и не ответил. В комнате повисло неловкое молчание, и Сока не выдержал: