Черное знамя
Шрифт:
— А ты не догадываешься? — на лице Штилера появилась еще одна улыбочка из его богатого арсенала, и на этот раз такая, что вполне бы подошла восьминогому хищнику, давшему министру прозвище.
Ну да, глупо было спрашивать…
Всех, причастных к взрывам, ждет фильтрационный лагерь, и никого не волнует, что Орден Света спровоцирован на терроризм темником Народной дружины, генерал-майором, начальником штаба ОКЖ…
Ждет он и Володьку Бера по прозвищу «Колобокс».
Эх, если бы он выбрал себе другой псевдоним!
Хотя тогда план
Но без участия статского советника Одинцова.
Нет, поздно жалеть о том, что сделано, и глупо утешать себя подобным образом.
Ты предатель, и именно ценой предательство купил право на эту победу, которой должен не гордиться, а стыдиться.
— Так что забууудь о них, и подумай лучше о себе, — сказал Штилер.
Олег кивнул:
— Я думаю.
— Награждать тебя каким-либо орденом в данной ситуации глупо, это только позлит Хана, а он и так вряд ли хорошо к тебе относится, после всего-то, что произошло, — продолжал рассуждать министр, не выпуская из длинных пальцев остро заточенный карандаш. — Но ордена — ерунда. Забрать тебя из «Наследия» сразу я не смогу, это будет выглядеть не очень-то красиво, поэтому какое-то время тебе придется провести у Снесарева, но это будет только на пооользу — отдохнешь, сил наберешься, да и эта история забудется немного, а потом обязательно вернешься к нам.
Услышь Олег такое еще две недели назад — он бы запел от радости, бросился бы целовать Паука, забыв о том, кто сидит перед ним, и на радостях закатил бы попойку в лучшем ресторане Казани…
Но сейчас он не ощутил ничего, никакой радости.
Слишком много всякого произошло за это время, и вокруг него, и внутри, где передумал и перечувствовал разное. Собака радуется, когда хозяин приказывает ей служить, но статский советник Одинцов, видимо, наконец-то научился быть человеком, и его перестало волновать то, что ранее составляло смысл, сердцевину жизни!
— Хм… ну да, хорошо, — выдавил он из себя, опуская глаза.
Но Штилер, увлеченный собственной речью, не заметил, что его собеседник не проявляет энтузиазма.
— В свете последних новостей нам придется значительно расширить штаты…
Каких новостей?..
Олег напрягся, вспоминая.
Несколько дней назад создано новое министерство, министерство вооружений, и его возглавил Михаил Кошкин, партиец не с самым большим стажем, но зато отличный спец… Вчера вечером началось вторжение в Грецию, российские войска при поддержке балканских союзников одержали первые победы, и об этом трубят фанфары в радиоприемниках…
— А, ты же не знаешь! — недоумение на лице Олега Штилер все же прочитал, слишком уж явным оно было. — Сегодня ночью, еще девятого по их времени, США объявили нам войну…
Ну вот и случилось то, о чем толковал Торопец, в конфликт
И шансов на победу, откровенно говоря, не очень много…
Если еще и Германия поддержит союзников, ударит с запада…
— Так что нам, возможно, придется очень скоро создать специальное подразделение, ответственное за внешнюю пропаганду, чтобы оказывать воздействие на войска и народы противника, — разливался соловьем Штилер. — На военных надежда в этом плане невееелика, ну а мы этому направлению уделяли прискорбно мало внимания. Можно сформировать отдел, в нем два сектора, чтобы один занимался изготовлением соответствующих материалов, другой — их распространением… плюс надо предусмотреть деление по национальным направлениям, ведь наивно будет думать, что на японцев и англичан можно воздействовать одними и теми же методами. Привлечем специалистов, подолгу живших в других странах, разбирающихся в том, как думают наши враги…
Да, планов у министра громадье, и в этих планах наверняка отыщется теплое местечко для переведенного ныне в «Наследие» статского советника — с хорошим окладом, непростой, но интересной и живой работой, с перспективами служебного роста, наград и командировок.
Но только все это Олега интересовало мало.
Ради чего ему вкалывать, стремиться к титулу действительного статского советника?
Ради народа и страны… идеалов, что когда-то казались монолитом, но за последние недели рассыпались в пыль?
Ради семьи, от которой осталось две могилы?
— Предполагает установление последовательных методов работы, опирающихся на знание экономической, политической и военной обстановки, а также на знакоооомство с положением в рядах неприятеля! — тут министр сделал паузу, давая собеседнику понять, что сейчас последует важное заявление. — И я уверен, что никто лучше тебя не справится с этой задачей!
Белке предлагают вернуться в клетку из золотых жердочек, к колесу, что так легко вертится, когда в нем бежишь, к кормушке, в которую вовремя, без перерывов, кладут отборные орехи.
— Ну да, хорошо, — повторил Олег, просто потому, что промолчать в такой момент невозможно.
— Вот, глянь, образчик работы противника, настоящая глупость, вода на нашу мельницу, — Штилер порылся в лежащих на столе бумагах, извлек аляповатую, сплошь из алого и черного, листовку. — Добыта вчера на Балканском фронте, предположительно — рааабота англичан.
«А сегодня уже в Казани» — подумал Олег, разглядывая листовку.
На ней был изображен рыжий урод с вытаращенными глазами, похожий на Огневского, поджигающий факелом земной шар, и опускающаяся сверху громадная рука со сжатым кулаком. Рукав ее был сшит из флагов союзников — Франции, Великобритании, Японии, а надпись сверху гласила «Кара для поджигателей войны неизбежна! Русские солдаты, не верьте своим вождям!».