Чернокнижник
Шрифт:
— Я… я могу вам чем-нибудь помочь?
— Да, — сказал Уилар. — Можешь. Теперь от тебя многое будет зависеть.
Эльга опустила руки и приготовилась внимательно выслушать все необходимые инструкции. Но Уилар произнес всего лишь одну фразу:
— Ты должна будешь находиться в этом замке до тех пор, пока я не вернусь.
Эльга изумилась. Она приготовилась услышать что угодно — кроме этого.
— Но…
— Замок Шабрез стоит на границе, — сказал чернокнижник. — Попасть в то место, которое мне нужно, можно только одним путем — через северо-восточные ворота замка. Как ты помнишь, мы вошли через юго-западные, открытые в Кельрион.
— Но почему я должна буду оставаться
— Потому что иначе замок исчезнет, и я не смогу вернуться.
— Что?! — Эльга ошеломленно оглядела комнату.
Все выглядело вполне весомым, материальным…
— Вещей не существует, — произнес Уилар. — Миров не существует. Есть лишь великое множество представлении, своего рода устойчивых миражей, возникающих в силу того, что мы не способны воспринимать реальность непосредственно. Впрочем, и нас с тобой тоже не существует — по крайней мере, не существует таких нас, какими мы сейчас друг друга видим. Я уже говорил тебе об этом. Реальность Кельриона поддерживается великим множеством сознаний. Реальность этого замка, своеобразного крохотного мирка, созданного магией Йонгана Шабреза, на протяжении столетий поддерживал он сам и его Дети. Сейчас они мертвы, и если мы уйдем отсюда, замок растает, исчезнет, как дым, как мираж. Теперь ты понимаешь? В Кельриане будут лежать под снегом руины, которые ты видела, когда мы подъехали сюда в первый раз, днем. А вход в тот мир, который мне нужен, закроется навсегда.
— Что я должна буду делать? — спросила Эльга.
— Ничего. — Уилар встал на ноги. — Просто будь здесь, дождись меня — и все. Этого достаточно.
— А как же… — Эльга запнулась — ей очень не хотелось признаваться в том, что она боится. — А как же… слуги?
— Они уже давно мертвы. В отличие от Детей, души которых Йонган возвращал в мертвые тела, у слуг нет даже душ. Сейчас жизнь, которую граф когда-то вдохнул в упырей, покидает их. Я видел нескольких, пока шел в подвал. Они едва шевелились. Даже если кто нибудь из них и сумеет добраться до этой комнаты, ты справишься с ним легче, чем с двухлетним ребенком.
— Хорошо, — кивнула Эльга. — Но я закрою дверь на засов.
Уилар подошел к двери и уже с порога обернулся.
— Делай что хочешь, но есть две вещи, которые ты ни в коем случае делать не должна. Во-первых, ты не должна подходить к юго-западным воротам и уж тем более — открывать их. Это самое главное.
— Я и не собираюсь…
— Не перебивай меня. Во-вторых, ты ни в коем случае не должна спать. Понятно?
Эльга кивнула. Смысл второго требования был так же ясен, как темен смысл первого. После того как Уилар сообщил, что Похититель Имен прогрызает дыры в снах, как какая-то крыса или червяк, она вообще усомнилась в том, что сможет теперь когда-нибудь спокойно заснуть.
Уилар вышел из комнаты. Эльга стояла у двери до тех пор, пока его шаги не растаяли в конце коридора. Она закрыла дверь и села на кровать. Она не хотела оставаться одна, хотела, чтобы Уилар вернулся уже сейчас, и они уехали наконец из этого проклятого замка, но выбора у нее не было. Ей оставалось только ждать.
Она сидела на кровати, стараясь ни о чем не задумываться и ничего не вспоминать — кошмар, который пришлось ей пережить, людоедский обед, бой с Шабрезами, превращение, происходившее с ними после смерти, — все это было еще слишком живо в ее памяти. Она замерла — и внутренне, и внешне; она просто ждала, когда все это закончится.
Спустя несколько часов ей потребовалось выйти до ветра. В коридорах замка она наткнулась на нескольких слуг — они валялись на полу то там, то тут и начинали вяло шевелиться при ее приближении. Эльга старалась обходить их
Она вернулась в свою комнату, задвинула засов, легла на кровать и уж совсем было собралась лечь спать — делать все равно было нечего, — как вдруг, вспомнив наказ Уилара, подскочила на кровати как ужаленная. Встала и принялась ходить по комнате. Остановилась, рассматривая подсвечник, который дали им Шабрезы еще вчера ночью — единственный источник освещения в комнате. Пламя было бледным, призрачным и совсем холодным. Свечи горели вот уже почти сутки, но за это время уменьшились едва ли на четверть.
Когда ей надоело ходить по комнате, снова села на кровать. Ни в коем случае не спать! Эльга стала копаться в собственной памяти, пытаясь найти какое-нибудь доброе и теплое воспоминание, которое могло бы согреть ее этой длинной холодной ночью. О последних месяцах она старалась не думать. Она пыталась вызвать в памяти сад матушки Марго, ее родной дом, лицо Эда, которого она когда-то любила (или думала, что любит) — но все расплывалось, уходило куда-то, обесцвечивалось и исчезало. Она поняла, что совершенно пуста внутри, в ней как будто прогрызли дыру, через которую ушло все хорошее, что она знала и помнила. Ей нужно было поспать, чтобы забыться и восстановить силы; тогда, может быть, мир снова обретет хоть какой-то смысл. Но спать было нельзя, можно было только сидеть и ждать. А ночь между тем еще только начиналась.
…Она встала, открыла дверь, миновала анфиладу пустующих комнат, спустилась вниз, пересекла двор и отодвинула засов на воротах. Распахнула калитку. Холодный ветер бросил ей в лицо ледяное крошево. Она чувствовала, что сделала что-то очень важное, но никак не могла вспомнить — что, как не помнила и имен тех существ или сил, которым только что открыла путь в замок. Эльга стояла на пороге, тщетно пытаясь вспомнить то, что забыла. Она уже почти, почти вспомнила, когда…
…проснулась. Ужас сжал ее нутро стальными клещами. Сколько времени она провела в забытьи — минуту, час или больше? Может быть, она покинула мир яви совсем ненадолго и Похититель Имен не успел прогрызть дыру в ее сне? Потом она вспомнила содержание сна, и ей стало совсем дурно. Спотыкаясь, она бросилась к двери. Побежала по коридору, не обращая внимания на неподвижных упырей.
Луны не было, но небо прояснилось, и звезды сияли пронзительным, холодным светом. Спустившись с лестницы, Эльга увидела в темной громаде ворот прямоугольник двери, за которым можно было различить мост, засыпанный снегом. Понимая, что произошло что-то непоправимое, она перебежала через двор и закрыла калитку — но тягостное, безнадежное чувство, поселившееся в ней, еще больше усилилось после этого поступка. Она поняла, что впустила в дом что-то неосязаемое, но вместе с тем — нечто вполне реальное; оно было настолько же подлинным, насколько подлинны наши желания: она вспомнила, как Уилар утверждал, что воля и желания первичны, а мира вещей нет; вспомнила, как Марта Весфельж говорила, что не люди создают желания, а желания входят в людей — так же, как хозяйка нанизывает на нитку вяленую рыбу. Она нарушила — пусть и не по своей воле, Похититель Имен каким-то образом сумел обмануть ее — оба запрета, оставленные Уиларом. Она бросилась прочь от ворот, обратно в замок.