Шрифт:
А. Черняев Проект.
Совместный исход. 1983 год.
30 января 83 г.
Что-то случилось со мной после больницы и Барвихи. Вяну день ото дня. И тревога. Не потому, что врачи убедили, что сердцу осталось немного, оно устало и я его должен щадить. Нет. Это не страх инфарктника. Другое. Недаром же меня потянуло читать «Фауста». А возвращение на службу к Пономареву вызвало острое ощущение «комплекса Дяди Вани».
«Собрание сочинений» Брежнева интересней было сочинять потому, что он не вмешивался в написание текстов, а Пономарев вмешивается и портит, опошляет, примитивизирует то, что,
И опять же не в этом главная беда. Главная беда, что он мешает делать в нашей сфере ту политику, которую можно и нужно делать при Андропове. Беда в том, что мы теряем время потому, что во главе этого участка сидит мелкий тщеславный чиновник с пропагандистско- полицейским складом ума, завистливый, трусливый, суетливый, готовый предать любую мысль, чтобы самому «выглядеть» так, как он считает нужным - перед своим начальством.
Впрочем, начальство видит его насквозь и долго ему не протянуть. Однако обидно лететь вместе с ним в политическое небытие, потому что меня и аппарат, и начальство идентифицирует с Пономаревым, считая его а11ег едо.
Словом, мысль, что пора как чеховскому дяде Ване «хвататься за пистолет» против того, кто мешал мне стать самим собой, хотя и сделал меня зам. завом, членом Ревизионной комиссии, кандидатом в члены ЦК и т.д. Он меня вознаградил в своем стиле, полагая, что для меня имеет значение и составляет смысл жизни такое вот «возвышение» - как для него самого, как и для всех людей (их то он всех презирает).
13 февраля 83 г.
Со 2-го февраля на Даче Горького. Доклад о Марксе для Пономарева. Я, Бурлацкий, Красин, Амбарцумов, Козлов, Вебер плюс подставленный Пономаревым Пышков, поскольку он до этого полгода обретался здесь же в команде по подготовке сначала для Брежнева, потом для Андропова, сначала доклада о Марксе в Берлине.
Сделали сначала 60 страниц, острых, в андроповском духе., явно не проходимых у Б.Н. Сами себя начали обуздывать. Завтра дам ему уже чуть приглаженный текст на 47 страницах. Он пока еще совсем не в пономаревском духе, для которого истина, включая марксистскую, имеет значение только для «пропаганды успехов» или «разоблачения империализма», но отнюдь не для реальной политики.
А между прочим, в статье Андропова о Марксе (в «Коммунисте») нет и намека ни на то, ни на другое. Слово «империализм» вообще отсутствует.
Делая замечания по первому варианту этой статьи, как мне рассказал Пышков, Андропов потребовал, прежде всего, считаться с реалиями и не говорить «ничего против совести» (по Ленину). В этом же духе у него состоялся разговор с главным редактором «Правды» Афанасьевым в присутствии Зимянина. Он требовал от «Правды» только правды, требовал проверять последствия своих выступлений, не отступаться, пока не будет реального результата, велел лучше учиться разговаривать с Западом (хвалил Арбатова, Загладина, пятерых, кто умеет разговаривать «на их языке»). Заметил, между прочим, что битву по «правам человека» мы проиграли. Что напрасно мы делаем вид, будто противоречия у нас неантагонистические (а тюрьмы, а преступления и т.п.? Это что - борьба «хорошего с лучшим» или разногласия?). И т.п.
«Правда», «Советская Россия», «Литературка» сильно изменились за андроповское время, даже по сравнению со своими прежними в общем «продвинутыми» позициями. Народ впервые за много, много лет бросается читать передовые «Правды»! Почти исчезла казенщина и почти нет пошлого хвастовства.
Начало встречи Андропова на заводе им. Орджоникидзе: старый рабочий: «Юрий Владимирович, позвольте
– Для этого и собрались.
– А где вы были раньше?
После короткого замешательства в зале ответ: «Там же, где и вы!»
Словом, я верю в Андропова, дай Бог бы ему хотя бы пять хороших лет!
Скорее бы сходил на нет Б.Н., хотя самому мне это может стоить работы. Пока этого не произойдет, мы будем губить МКД. История с письмом против ИКП. Статья для «Нового времени»: кричал на меня «Это оппортунизм!», когда я высказал сомнение - надо ли вообще «давать отпор итальянцам». Статью зарубили на Политбюро, посоветовали остановиться на закрытом письме ЦК та же статья. по содержанию, свидетельствующая о том, что мы просто не хотим ничего понимать или - с итальянской точки зрения - просто глупцы. Письмо ходило по членам ПБ две недели. Его все-таки утвердили. Б.Н. сообщил мне об этом на дачу, по телефону, жаловался (забыв, что я отнюдь не его единомышленник в этом деле) - мол, долго колебались, сомневались, правили, но все же согласились.
Видно на Андропова действует еще инерция престижности «парт-отца», раз он все- таки сдался. (Как это так - могут не признавать, что мы во всем правы, что мы не можем не быть правы!). И потом - он не знает альтернативы и никто ему ее не изложил, в том числе и Загладин. Все замыкается опять на Пономарева. Завтра почитаю в шифровках, чем кончилась эта глупая акция.
История с проектом записки Громыко-Пономарева в ПБ (по телеграмме Добрынина) -
о нашем долговременном курсе в отношении США. Мой проект - в котором я предложил записать курс на нормализацию во что бы то ни стало как курс долговременный, независимо от того, кто там в Белом доме, - Корниенко-Комплектов высмеяли - как наивный проект протянутой руки. Громыко с ними согласился, звонил Б.Н. и дело задвинуто в долгий ящик. Мелкотравчатая публика сидит у нас в МИДе. Между прочим, Комплектова недавно сделали замом в МИДе, а это ведь мелкий чиновник по всему своему духу - и по образованию, и по опыту работы. Для него политика - это очередная бумажка, не более того.
20 февраля 83 г.
В среду на Дачу Горького приезжал Пономарев, накануне обхамивший текст по телефону. Однако, в присутствии «посторонних товарищей» держался прилично (может быть, потому, что прочел к приезду сюда весь текст, а не с пятого на десятое). Потом даже, как обычно, ударился в реминисценции, связанные с этой дачей. Как туда, к Горькому приезжали Сталин и Ворошилов, и как молодой Минц (нынешний академик), «стоя вот на этой веранде» шесть часов докладывал о тексте I тома «Истории Гражданской войны». О Ярославском, - почему он «сохранился» (благодаря Орджоникидзе, которого тот спас в Якутской ссылке) и как несколько месяцев громили его четырехтомник «Истории ВКП(б)» за одну фразу: что Сталин до возвращения Ленина в Россию занимал не совсем правильные позиции.
Но это все присказки. А сказки - в нашей работе.
Наговорил указаний, которые меня раздражали, а остальные воспринимали с пониманием и благоговением (дистанция!), ловя там крупицы «прогрессивности» (например, признание неудач, противоречий). И все пошло по новой.
Раздражает, что некоторые из семи мужиков превратили пребывание на даче в курорт. Красин и Пышков написали за 20 дней едва по 2-3 страницы. И все гуляют, все на лыжах. Оглянись в окно - обязательно увидишь одного или другого там. А у Красина какой-то психоз: до завтрака он делает зарядку и бегает, после завтрака (кефир, кофе) он идет на лыжах. Потом лежит на диване, нахлобучив заграничные глухие наушники, слушает успокаивающую музыку, потом не знаю, что делает, а за два-полтора часа до обеда - опять на лыжах, после обеда - прогулка. После ужина - бильярд и опять прогулка.