Черные холмы
Шрифт:
— Спасибо, пращуры! Спасибо, Вакан Танка.
… Паха Сапа снимает кожу с кролика, потрошит его, очищает ногу, сооружает примитивный вертел. Есть он начинает, когда кролик еще не готов.
Проходят день, ночь, утро, и Паха Сапа уже совсем рядом со своей деревней. Он так торопился, что плохо упаковал свои вещи, оставив часть одежды в парилке. У него нет ни одной лишней минуты. Он должен сообщить Сильно Хромает, Сердитому Барсуку, Громкоголосому Ястребу и всем старейшинам деревни ужасное известие, поделиться с ними своим страшным
Паха Сапа никогда не чувствовал себя таким маленьким и бесполезным. Ему хочется плакать. Но он не плачет; поздним утром второго дня его пути на север к Тощей горке вдоль узкой речушки слева, которая теперь вышла из берегов и разлилась на полмили в ширину (но ему не нужно перебираться на другой беper, чтобы добраться до Тощей горки и деревни), он прижимает разобранную и завернутую в одеяло, все еще не потерявшую красное оперение Птехинчала Хуху Канунпу к своей дрожащей груди и засыпает на ходу на спине Червя.
Он просыпается под лошадиное ржание несколько часов, или минут, или секунд спустя, когда первая стрела вонзается в Белую Цаплю.
Привскочив на Черве, Паха Сапа поворачивает голову через плечо, сразу же понимая, что вел себя беспечно. Когда он ехал на юг к холмам, то оглядывал горизонт и постоянно прятался, несмотря на сильный дождь. Теперь, когда тучи поднялись выше и время от времени прерия освещается солнечными лучами, он в своей высокомерной беспечности ехал, ни разу не оглянувшись, одержимый одной мыслью: побыстрее добраться до дома.
Менее чем в шестидесяти ярдах за ним восемь кроу (одни мужчины в боевой раскраске, выкрикивающие боевые кличи, мчатся на своих боевых пони во весь опор) несутся на него. У Паха Сапы не остается выбора — только спасаться на северо-запад, в направлении непреодолимого препятствия в виде затопленной долины с бушующей, разлившейся в ширину на четверть мили рекой.
Вторая стрела попадает в шею Белой Цапле, и прекрасная кобыла Женщины Три Бизона падает. Паха Сапа успевает перерезать привязанные поводья кобылы за секунду до того, как они стащат его на землю. Громкие, жуткие хлопки — и Паха Сапа понимает, что у двух кроу есть ружья. Небольшой фонтанчик крови начинает хлестать из напряженного туловища мерина и попадает Паха Сапе в лицо.
Кроме ножа, у него нет при себе другого оружия. Боевое копье и все остальное осталось на Белой Цапле. Паха Сапа снова оглядывается. Кроу даже не отрядили никого прихватить добро из тюков на мертвой лошади. Они продолжают скакать, все восемь, широко распахнув черные рты, их глаза и зубы отливают жуткой белизной.
Они уже отрезали его — три воина кроу обошли его с северо-запада. Теперь ему остается только свернуть на север к воде. Что он и делает.
Стрела попадает в брюхо коня рядом с голенью Паха Сапы, не причинив мальчику вреда. Ружейная пуля царапает ему ухо.
Паха Сапа во весь опор скачет к воде. Кроу кричат еще громче, их крики так же ужасны, как звуки жующих челюстей каменных гигантов.
Еще два выстрела, и ноги Червя подгибаются. Паха Сапа перелетает через голову умирающего коня — все как на Сочной Траве, где он производил деяние славы на Длинном Волосе, только здесь умереть придется уже ему, Паха Сапе, — сжимает части священной трубки, падает в воду и плывет в направлении тополиных веток и вывернутых с корнем ив, кружащихся в потоке перед ним.
Кроу гонят своих усталых пони в воду, пока позволяет сила потока, который разворачивает их; вода уже доходит всадникам до бедер, и тут они останавливаются, продолжая кричать во все горло, тщательно прицеливаются и стреляют в Паха Сапу из луков и ружей.
Поток несет Паха Сапу быстрее, чем может лететь пуля. Но даже когда его голова уходит под холодную илистую воду и он начинает захлебываться, то держит высоко над головой завернутую в красное Птехинчала Хуху Канунпу, чтобы ее не замочила вода.
Что-то справа от него и сзади по течению… Нет, это не могут быть кроу… они бы не отважились.
Паха Сапа поворачивает голову, продолжая держать высоко над собой части священной трубки, и в этот момент влекомый течением ствол тополя ударяет его по голове.
Мальчик приходит в себя. Он не утонул. Прошло несколько часов — сейчас либо заход солнца, либо восход, — и большая часть его тела зарылась в ил на западной стороне реки, быстрой и разлившейся сейчас приблизительно на полмили. Он даже не перебрался на другую сторону. Если кроу все еще неподалеку, то теперь они схватят его без труда.
Одного глаза у Паха Сапы нет, или он заплыл и ничего не видит. А еще он ранен пулей в плечо.
Но это все мелочи. Нет Птехинчала Хуху Канунпы.
Паха Сапа с трудом встает на колени. Он балансирует, молотя руками в тусклом свете, разбрызгивает вокруг себя воду, потом ему удается подняться на ноги, он идет, поток сбивает его с ног, он уходит под воду, снова уходит, потом ему удается выползти из потока, он едва жив.
Ее нет. Птехинчала Хуху Канунпа, которая передавалась в его роду из рук в руки из поколения в поколение, исчезла — это самый священный предмет его племени, самая суть тайны и защита от темных сил неба и земли, трубка, доверенная ему Сильно Хромает. Она исчезла.
На Паха Сапе только набедренная повязка, даже мокасин не осталось на его ногах. Он весь в иле, лошадиной и собственной крови. Его единственный глаз плохо видит.
«Но я все еще должен сообщить о видении Сильно Хромает и старейшинам. Я все еще должен сказать им, а потом принять пожизненное наказание за утрату Птехинчала Хуху Канунпы».
Паха Сапа, у которого болит все тело, выползает из воды и ила, он вытягивает себя наверх, цепляясь за траву, добирается до верха и с трудом поднимается на ноги.