Чёрные колготы

Фирсанова Мария

Дверь в квартиру деда была открыта. Таня вошла, щёлкнул замок.

– Что-то у меня во рту горчит, - заскрипел дед, услышав щелчок.
– А где Яночка?

– Яночку перевели в другой район.

– А где Яночка?

– Далась тебе эта сука.

– Что-то у меня во рту горчит.

– Дед, это серьёзно.

– Плохо мне, вызови скорую.

– С утра чувствую себя ужасно, дед, дома из двух кранов кипяток шпарит.

Таня прилегла к старику на кровать.

– Вызови скорую, - прохрипел дед.

– Вчера расплакалась, дед. Видео про Черногорию смотрела. Так хочу туда! Ему сказала, тип, давай махнём, а он

мне, тип, да уже поздно, тип, жизнь на исходе, а ты, если хочешь, может, как-то попытаться. Ну, одна я, дед, как-то и сама разберусь, что мне пытаться.

– Вызови...

– Тише...тише, - сказала Таня и погладила его как родного по голове, отодвинула прядку, поцеловала в лоб и аккуратно прижала подушкой. Дед задёргался. Таня навалилась всем телом и почувствовала кайф: прошлась морской зыбью дрожь по телу. Дед, теряя сознание, захрипел. Таня отложила подушку в сторону, поправила тело и позвонила ноль три.

– Вы думаете, что делаете?
– возмущённо спросил врач.
– Он кончается, а вы нас отрываете от дел!

– Пусть он у вас кончается, - сказала Таня.- Это ваша работа.

Деда погрузили на носилки и увезли. Таня открыла ящик, освободила Ленина со Сталиным от денежного гнёта и прихватила семейный альбом.

День десятый

– Петров, у меня миллион, и ещё больше,- сказала Таня, услышав "алло".
– Дедок подарил. Богатенький был. Миллион на мелкие расходы.

– Шутишь?

– Почти. У меня два приза: сберкнижка на лимон и документы на квартиру.

– Как?

– Из бандерольки. Помнишь бандерольку, дурашка? По-моему, мы с ним очень даже похожи. У нас глаза одинаковые. Уши, вроде, тоже. Кажется, это мой родненький родственник, скоро сама поверю. Подтвержу родство, типа я его внучатая племянница. Тётку в свидетели приведу, пусть рассказывает, как бабка трахалась с Фёдором Михалычем. Едем в Черногорию, Петров, без вопросов. Я залетела от тебя, Петров. Пора тебе заводить семью, Петров, начинать полноценную жизнь. Хочу родить тебе сына. И дочку. Двойню.

– Ну, ты даёшь, Прорватова! Не ожидал. Признаюсь, не ожидал. Скажи, это ты... его?

Таня выдержала паузу.

– Женишься - узнаешь.

День одиннадцатый

Таня проснулась от звонка в дверь.

– Откройте, полиция.

Подъехали к отделению. Её проводили на четвёртый этаж. Таня сидела в коридоре одна. Двери хлопали, ходили парни лет тридцати туда-сюда. Курили. Она решила ноги размять и пошла по коридору к окну. Снег почти весь растаял, превратившись в слякотные лужи. Здание городского цирка выходило сюда изнанкой, задним двором с облезлыми стенами и чудными изогнутыми конструкциями для фокусов. Таня разглядывала странные загогулины. Дверь в кабинет у окна приоткрылась, и она услышала, как переспросили:

– Кого расстрелял, женууу? и детей? Ни х... себе!

– Старший на соревнованиях был, а то бы и его грохнул, - добавил тихий голос.

– Что здесь стоите?
– гаркнули вдруг за Таниной спиной.
– Кто разрешил встать?

– Я в туалет...

– Быстро села на место!
– резко сказал опер.
– Тебя позовут.

...

– Вы знали Короленко?
– спросил следователь.

– Нет, - сказала Таня.
– Я думала, может, дочь. Дедушка письмо отправлял. Но Жени Короленко нет в живых. Старик говорил, с личной жизнью не сложилось.

– У покойного есть сын, - сказал следователь.
– Обвиняет вас в убийстве.

– Какой сын?!
– возмутилась Таня.
– К нему ни разу никто не пришёл! Бедный старик был совсем заброшен. Видели бы вы его свинарник. Нет у него никакого сына.

– Вы ошибаетесь, - сказал следователь.
– Евгений Короленко - по факту Евгений Петров, он и есть его сын. Я не обязан вам сообщать, поскольку это семейная тайна, связанная с другим расследованием. Была одна шумная история в нашем городе в прошлом веке. Но раз Петров направил заявление, я вынужден сообщить.

– Петров заявление написал?
– растерялась Таня.

– Да, представьте себе, обвиняет вас в убийстве отца. Конечно, это сущая чепуха. Умереть в девяносто естественно, всем бы нам. Скончался в больнице. Синяков на теле не обнаружено. Кстати, как вы с ним познакомились?

– Моя подруга Яна...
– начала Таня и подумала, какая всё-таки Янка сука.

День двенадцатый

Таня поднимает упавшие из бандероли вырезки и фотографию. На снимке аккуратист в пальто и шляпе на фоне братской могилы. Похож на Джеймса Бонда. Неужели это тот самый дед, которого она от говна отмывала? А похож! Точно, это он и есть, подписано на фото: "Детка, это я. Работай хорошо и уважай начальников. Будь чистеньким и аккуратным. Я прожил долгую жизнь. Мне есть, чем гордиться. Будь достоин".

Таня перешла к газетным вырезкам. В "Правде" писали, что гражданин Полюбин сорока лет "прикончил сорок женщин в чёрных колготках". "Оба-на!". Убийца смотрел на Таню с газетной фотографии. "Пи..ц!" - покосилась Таня на жуткую рожу. Девушек колготками задушил, вырвал ногти, тела расчленил и закопал. Поймал его тракторист Игумнов, отличник посевной. Полюбин получил вышку, Игумнов - медаль. Расстреляли паразита. Таня облегчённо вздохнула и подтянула колготки.

Убежал кофе, растеклась чёрная лужа. Таня вытерла плиту, глотнула кофе, кинула в мусор фотографию и газетную жуть. Осталась та дурацкая картонка, за холодильником. Таня подцепила её веником и потащила к себе. Это была пудра "Красная Москва". Таня нюхнула коробку. Ещё присутствовал сладковатый флёр. Теперь это антиквариат! Таня с любопытством оторвала пластырь, приоткрыла нарядную маковку - ахнула, вздрогнула - коробка выпала из рук. Пол усеяли обломки выдранных маленьких ногтей.

...

Таня вытирает с пола рвотные массы. Ногти впиваются в насадку мопа, усеивают, словно мерзкие насекомые. Таня отвинчивает насадку. Куда её деть? Сжечь? Она кладёт её в пакет. Выпивает залпом стакан водки и выходит с пакетом под колкий дождь, идёт через город с погасшими фонарями, через тьму домов с пустыми глазницами. Сыплет сверху ледяной дождь осколки, царапает лицо. Ночь, два бьют куранты. Таня протискивается в подъезд вместе с овчаркой. Сучара скалится на Таню, огрызается, рвётся со строгого ошейника.