Черные паруса
Шрифт:
Казак обиделся:
"Тисно, а вин ще пхается".
Нога зашевелила пальцами.
"Ще дразнится!" - подумал Грицко.
Хотел толкнуть ногу в намозоленную подошву. А нога снова нетерпеливо, быстро зашевелила пальцами.
Негр приоткрыл глаз и взглядом указал на ногу. Грицко понял. Он устало переменил позу, навалился на эту голую ногу и засунул между пальцев этот обгрызок пилки.
Негр не шелохнулся. Не двинулся и Грицко, когда нога протянулась назад к соседям.
Порыв веселого
Люди дернулись и звякнули цепями. И в этом шуме Грицко ясно услышал, как шелестом долетел до него звук:
– Якши?*
______________
* Якши - хорошо.
Первое слово, что понял Грицко на галере. Дрогнул, обрадовался. Родными слова показались. Откуда? Поднял глаза, а это турок, что облокотился о черного негра, скосил глаза и смотрит внимательно, серьезно.
Чуть не крикнул казак во всю глотку от радости:
– Якши! Якши!
Да спохватился. И ведь знал-то всего три слова: урус*, якши да алла**. И когда опять зашлепали на палубе матросы, чтобы подобрать шкоты, Грицко успел прохрипеть:
______________
* Урус - русский.
** Алла - бог.
– Якши, якши!
Турок только глазами метнул.
Это ветер "зашел" - стал больше дуть с носу. Галера подобрала шкоты и пошла круче к ветру.
Все ждали, что синьор Пиетро Гальяно повернет назад, чтоб до захода солнца вернуться в порт. Осмотр окончен. Никто не знал тайной мысли капитана.
20. Поход
Капитан отдал приказание комиту. Тот передал его ближайшим к корме гребцам, "загребным", они передали следующим, что держали весла за рукоятку, и команда неслась вдоль галеры к баку по этому живому телефону.
Но чем дальше уходили слова по линии гребцов, тем все больше и больше прибавлялось слов к команде капитана, непонятных слов, которых не поняли б и подкомиты, если б услышали. Они не знали этого каторжного языка галерников.
Капитан требовал, чтоб к нему явился из своей каюты священник. А шиурма прибавляла к этому свое распоряжение.
– Передавай ее дальше, на правый борт.
Слова относило ветром, и слышал их только сосед.
Скоро по средним мосткам затопал, подбирая сутану*, капеллан. Он спешил и на качке нетвердо ступал по узким мосткам и, балансируя свободной рукой, размахивал четками.
______________
* Сутана - одеяние католических священников.
– Отец!
– сказал капитан.
– Благословите оружие против неверных.
Свита переглянулась.
Так вот отчего галера шпарит правым галсом вкрутую уже три часа кряду, не меняя курса!
Поход!
На свой риск и страх. Партизанский подвиг затеял Гальяно.
– Неверные, - продолжал капитан, - овладели галерой патриция Рониеро. Генуэзские моряки не постыдились рассказать, что это было на их глазах. Должен ли я ждать благословения Совета?
На баке толпились уже вооруженные люди в доспехах, с мушкетами, копьями, арбалетами. Пушкари стояли у носовых орудий.
Капеллан читал латинские молитвы и кропил пушки, мушкеты, арбалеты, спустился вниз и кропил камни, которые служили вместо ядер, глиняные горшки с огненным составом, шарики с острыми шипами, которые бросают при атаке на палубу врагам. Он только остерегся кропить известь, хотя она и была плотно укупорена в засмоленных горшках.
Шиурма знала уже, что это не проба, а поход.
Старый каторжник, что не признавал папы римского, что-то шепнул переднему гребцу. И пока на баке все тянули в голос "Те deum", быстро, как ветер бежит по траве, зашелестели слова от банки к банке. Непонятные короткие слова.
21. Свежий ветер
Ветер, все тот же юго-западный ветер, дул весело и ровно. Начал играючи, а теперь вошел в силу, гнал бойкую зыбь и плескал в правую скулу галеры.
А галера рылась в зыбь, встряхивалась, отдувалась и рвалась вперед, на другой гребень.
Поддает зыбь, блестят брызги на солнце и летят в паруса, обдают людей, что столпились на баке.
Там солдаты с подкомитом говорили про поход. Никто не знал, что затеял Пиетро Гальяно, куда он ведет галеру.
Всем выдали вина после молебна; тревожно и весело было людям.
А на юте, под трельяжем, патриций сидел на своем троне, и старший офицер держал перед ним карту моря. Комит стоял поодаль у борта и старался уловить, что говорит командир с офицером. Но комит стоял на ветру и ничего не слышал.
Старый каторжник знал, что Гальяно здесь врага не встретит. Знал, что такой погодой они к утру выйдут из Адриатики, а там... Там пусть только нападут...
Матросы разносили суп гребцам. Это были вареные фиги, и там плавало сверху немного масла. Суп давали в море через день - боялись, чтоб еда не отяготила гребцов на их тяжелой работе. Негр не ел - он тосковал на цепи, как волк в клетке.
К вечеру ветер спал, паруса обессиленно повисли. Комит свистнул.
Матросы убирали паруса, лазая по рейкам, а гребцы взялись за греблю.
22. На юте
И опять барабан забил дробь - четко, неумолимо отбивал он такт, чтобы люди бросались вперед и падали на банки. И опять все триста гребцов, как машина, заработали тяжелыми, длинными веслами.
Негр вытягивался всей тяжестью на весле, старался, даже скалился. Пот лил с него, он блестел, как полированный, и банка под ним почернела промокла. То вдруг силы оставляли этого громадного человека, он обмякал, обвисал и только держался за валек слабыми руками, и пятеро товарищей чувствовали, как тяжело весло: грузом висело черное тело и мешало грести.