Чёрные Розы
Шрифт:
— Неплохо было бы.
Мы проходим в холл; там лежит ковёр, по нему нельзя ходить в уличных сапогах. Ну, я бы не позволила.
— Са-аш, а есть тапочки?
— Да, сейчас поищу. — Он начинает рыскать по полочкам, себе берёт стандартные резиновые сланцы, а мне находит какие-то огромные бесформенные тапочки с мордочками каких-то собак, судя по цвету глаз — хаски.
Я присаживаюсь, чтобы переобуться, но Сашка становится передо мной на одно колено и помогает мне снять сапоги. Он держит
— Ты вся продрогла. — Он дышит на мою ножку, согревая её, и надевает на неё тапочек. Потом то же самое проделывает и со второй ногой.
Я захожу в комнату и сажусь на громадный кожаный диван. Я вся продрогла, я дрожу, ужасно стучу зубами. Он вынимает из шкафа огромный шерстяной плед и заворачивает меня, как пеленают младенцев — одни глаза торчат. Потом приносит кружку горячего шоколада.
Беру её двумя руками, чтобы быстрее согреться.
— Так ты меня окончательно заморозишь, — говорю я, сюсюкая с ним.
— Сейчас, сейчас. — Сашка волочит радиатор, включает его в розетку и направляет прямо на меня.
Я всё ещё дрожу. Эсэмэс. Беру телефон — Вика! Мне даже теплее становится. Я даже готова раскутаться, чтобы её сообщение прочитать.
«Жаль, что тебя не будет… могли бы встретиться у меня, все выходные свободны». Прижимаю телефон к сердцу, едва не плачу.
«А мне — то как жаль!» Хочу хотеть Сашку так же, как я хочу Вику, но не получается: что-то в моей дурной голове перемкнуло, и теперь я лесбиянка.
— Может сходим, погуляем? — предлагает Сашка. — Здесь отличные виды: природа, ледоход на речке.
— Ага, сейчас! — говорю. — Я едва согрелась.
— Юль, что такое? — снова напрягается Сашка.
— Ничего. — Я отворачиваюсь.
«Ничего только я два дня её не увижу. Я без неё с ума сойду. Думай, думай, дурная голова, как её сюда притащить».
Глава 15
— Так что мы с тобой будем два дня в доме сидеть? Можно баньку растопить? У нас на цокольном этаже сауна.
— У меня голова от высокой температуры болит, — ворчу я и понимаю, то сама всё порчу. Но ничего не могу с собой поделать.
— И чем мы будем заниматься целый день? — спрашивает он.
«Вот именно! Чем? Это тебе надо было придумать». Понимаю, что веду себя как конченая сука — нужно же хоть что-то самой делать, а не просто сидеть здесь и фыркать на всё, как курица недовольная.
— Ты говорил вроде, про романтический ужин, — говорю я вместо «я проголодалась».
— Так ужин же вечером.
— А зачем нам ждать вечера? Есть-то уже сейчас хочется, — сказала я всё-таки.
— Понял… не ждать вечера — вот чего ты добиваешься. — Он наклоняется ко мне и целует. Как же я отвыкла
«Поскорее бы Вика в меня уже влюбилась, — думаю. — И мы с ней вдвоём стали розовыми».
«Так вот чего ты хочешь! — ловлю себя на мысли. — Всеми силами её добиваешься».
«Конечно, — честно признаюсь сама себе. — Если бы я её не хотела, уже оборвала бы нашу связь». Как вспомню Вику, так кошки на душе скребутся. Я, кажется, начинаю понимать значение этой пословицы.
Сашка приносит столик, накрывает скатёркой, ставит бутылку какого-то вина. Бухать я совсем не хочу — ну не нравится мне это, не моё. Алкоголь и я — вещи несовместимые.
Он достаёт мясо и кладёт на сковородку. От вида жарящегося мяса у меня даже слюнки текут. А Сашка посыпает его различными специями через специальную мельницу. Достаёт две огромные фарфоровые тарелки, наливает на каждую из них по паре капель чёрного соуса и посыпает его перцем. Кладёт кусочек сушёной зелени на уголок.
Мясо дожаривается очень быстро, и Сашка выкладывает его на тарелки.
— Кушать подано, — говорит он, вешает кухонное вафельное полотенце на руку, как это делают официанты, и ставит передо мной стейки.
— Ну ты и заморочился! — говорю я. — Прям как в настоящем ресторане!
Он сидит и смотрит на то, как я ем, а сам он как будто не голодный.
— Мне нравится на тебя смотреть, — говорит он. — Нравится, как ты кушаешь, нравится, как ты дрожишь, когда мёрзнешь. Нравится, что ты вообще существуешь на белом свете.
«Красивые слова! — думаю. — Жаль, что это не Вика мне сказала. Мечтаю услышать от неё нечто подобное».
Сашка подходит ко мне со спины и гладит меня, как кошечку. Это так забавно, я даже возбуждаться начинаю! Он дожидается, пока я доем стейк, а потом берёт меня на руки и несёт в свою спальню. Ему тяжело, но он старается. Он сильный.
— Что, прям сейчас? — надуваю губки я, глядя ему в глаза.
— Ты же сама хотела не ждать вечера.
Я хватаю с собой вино и пару бокалов, к которому мы пока не притронулись.
Сашка кладёт меня на кровать — сверху, на покрывало. Его руки проникают под мою юбку и стягивают с меня колготки.
— Ты что, без трусиков? — улыбается он и шарит у меня под юбкой.
— А зачем они нам сейчас? Я их с собой ношу в сумочке.
Задирает юбку и любуется моей «бусинкой»; мне прям некомфортно! Не то чтобы я комплексовала — просто там всё такое… ну не знаю, не фанатка я своей «киски», не кажется мне она столь красивой, чтобы ею прям любоваться, но Сашке-то виднее. Он прикасается к ней пальцем.