Черные шляпы
Шрифт:
Вертясь на стуле, она спела пару песен под аккомпанемент рояля. Для того чтобы ее слушали, ей не нужен был мегафон. Она пела скорее с чувством, чем с умением, исполняя джазовые версии «Придешь ли домой, Билл Бэйли?» и «Когда моя милая улыбается мне».
Наконец, она встала со стула, и оркестр разом заиграл, когда она громко запела «Лебедушку», смешно подражая Элу Джольсону. После этого парни снова заиграли «Пони Бой», и она ускользнула со сцены, помахивая своим украшенным камнями «стетсоном». Когда она вернулась, аплодисменты усилились, поскольку вместе с ней из-за кулис
Эти милашки были одеты в лифы и панталоны в черную точку наподобие воловьей кожи, размахивали своими прелестными ножками, обутыми в туфли на высоком каблуке, и слегка пританцовывали, иногда поворачиваясь к слушателям тугими попками. Одна из девушек, натуральный пупсик с черными волосами, была на полшага позади других, но это никому не мешало.
— Пон-ни Бой, По-ни Бой, — пели они, — будешь ли ты мой, To-ни Бой? Ни слова «нет», на рассвет, мы идем вдаль…
Не то чтобы они пели хорошо, но пели весело, это и дало старому петушку повод, да и Уайатт вдруг обнаружил, что прихлопывает в ладоши в ритм песне вместе со всеми слушателями и даже потихоньку подпевает.
— Ве-тре-ный, ветреный, ве-тре-ный, вау! Мой Пони Бой!
Затем Техасская Гуинан важно вышла вперед и сделала жест поющим.
— Подарите этим маленьким девочкам большую овацию! Что вы говорите? Давайте, сейчас! Леди, кланяйтесь!
Аудитория с готовностью устраивала одну овацию за другой, пока представление продолжалось еще добрых полчаса, становясь все глупее, но публика сама становилась частью шоу, и не поддаться этому было трудно, особенно для тех, кто хорошо напился, а таковыми были практически все, кроме Уайатта и Бэта.
В середине этого шоу Текс прошла по рядам, раздавая трещотки, словно в канун Нового года (Уайатт подумал, что у Холидэя каждый вечер был канун Нового года). Она спела еще пару песен при поддержке танцовщиц (не в тон, попадать в ритм, похоже, уже было достижением), затем снова обошла зал, беседуя с клиентами, особенно с теми, кто сидел у сцены, но ей явно хватило такта обходить Уайатта, и здорово всех повеселила.
Все лысые мужчины у сцены практически гарантированно получали поцелуй на свою блестящую башку с отпечатком помады, а волосатым она взъерошивала прически. Когда один из них, владелец молочной фермы из Де-Мойна, дал по пятидесятидолларовой купюре каждой из певиц, Текс зааплодировала ему.
— Ну, что скажете, люди? Выразите любовь и признательность этому большому мужчине с маслом и яйцами!
Они сделали это преимущественно при помощи трещоток.
Уайатту показалось впечатляющим и даже интересным, как Текс удавалось контролировать ход шоу, даже тогда, когда, казалось, оно превращалось в чистый хаос, особенно когда она предложила желающим проявить свои таланты на сцене, и в результате специалист по подманиванию птиц, подражая Эдди Кантору («Морги», в противовес ее Джольсону), исполнил песню композитора-любителя, не шедшую, впрочем, ни в какое сравнение с Ирвином Берлином.
По окончании последней репризы «Пони Бой» певицы снова вышли под оглушительные аплодисменты и на бис спели какую-то песенку про вишни, которой Уайатт не знал, но публика явно знала, громко подпевая хору: «Вишни! Вишни! Вишни!» Затем одна из девушек достала корзину с вишней и принялась кормить ею публику, угостив практически всех мужчин в зале, в том числе и Уайатта.
— Я слегка удивлен, что у этих девочек осталось хоть сколько-то вишни, чтобы угощать ею… — сказал Бэт, посасывая черешок ягоды.
Когда Текс исчезла в блеске жемчугов и камней, а девушки начали уходить за кулисы, посылая всем воздушные поцелуи, Уайатт повернулся к Бэту:
— Что было бы, если бы они попытались показать это в «Птичьей клетке» в Тумстоуне?
— Импровизированная постановка «Похищения сабинянок», я думаю, — кашлянув, ответил тот.
— Как минимум, — согласился Уайатт.
— Времена меняются.
— Да. Но не люди.
Однако Техасская Гуинан изменилась. По крайней мере, сменила блестящее платье на изящный розовый костюм с кремовым кружевным воротником и единственной ниткой жемчуга, оставшейся от ее прежнего образа. Она выскользнула из-за кулис и направилась к столику у сцены. Хотя некоторые слушатели и узнали ее в таком наряде, они не были достаточно грубы или пьяны, чтобы беспокоить ее, поскольку было ясно, что она пришла поболтать с друзьями.
Текс села рядом с Уайаттом, поскольку они с Бэтом занимали два из четырех стульев, стоящих вокруг стола, места за которым едва хватало на двоих. Она обхватила обеими руками его правую руку и сжала ее. Теплота, с которой она сделала это, повергла его в дрожь.
— Давно не виделись.
— Добрых пять лет, — ответил Уайатт.
— Я тоже рад тебя видеть, Текс, — сказал Бэт.
— А что мне говорить с тобой? — сказала она Бэту, даже не посмотрев на него. — Ты практически ни разу не написал обо мне.
— Текс, я чаще всего пишу про бокс.
— Посмотрел бы на тот, что был у нас тут вчера, — ответила она, продолжая глядеть на Уайатта своими большими карими глазами. — Могла бы догадаться, что ты появишься в один из этих дней. Даже несмотря на то, что Манхэттен — не твоя территория…
— Ну, Текс…
Она махнула рукой, продемонстрировав кольцо с жемчужиной.
— Я не говорю, что ты приехал, чтобы найти меня, — сказала она, проницательно глядя на него. — Ты, должно быть, прослышал про Джонни. Захотел посмотреть, правда ли это молодое яблочко упало далековато от яблони, твоего старого приятеля-доктора.
Бэт улыбнулся, прикуривая «Лаки».
— Текс, — начал Уайатт, освобождая свою руку и погладив ее по плечу. — Ты в самом деле умеешь работать с толпой.
— Да уж, когда мои дни на серебряном экране сочтены, — сказала она, подняв брови и распахнув глаза. — Меняются времена, вкусы, и я явно не молодею… Так что, черт с ним, я тоже сменила амплуа… Знаешь, Джонни сам нашел меня.
— И не знал, что ты терялась.
Она засмеялась, даже более низко и хрипло, чем когда говорила и пела.