Черные воробьи! Детектив из жизни нашей буржуазии
Шрифт:
– Да, этот мужчина мне по телефону сказал, что он как раз и есть тот самый мой брат Лука, который погиб на войне. Сказал мне он, что остался жив, но долгие годы не мог ничего о себе нам сообщить - сказала бабушка Мария.
– Но как это возможно? Разве так бывает? Я таких чудесах никогда раньше не слышала. А ты о них раньше слышала?
– спросила Елена сестра Сергея Александровича свою мать.
– Конечно, на свете почти все возможно, но, все же мне сейчас трудно себе представить, что мой брат Лука действительно сейчас жив и здоров. Много было разных чудесных возвращений людей к своим родственникам. Я сама знаю несколько таких случаев. Но все же это было достаточно много лет назад. Многие люди, которые считались погибшими,
Лука спросил её:
– Бабуля, расскажи нам сейчас, пожалуйста, что ты помнишь о брате. Может, что и прояснится.
Тут бабушка Мария задумалась и после короткой паузы сказала:
– Я помню о том, что в свое время, в 1942 году мы получили похоронку. Мама, конечно, не верила в эту смерть её любимого сына, очень сильно переживала, и наотрез отказывалась верить в случившееся несчастье. И её можно было понять. Действительно были случаи, когда приходили похоронки на живых людей. Так часто в те тяжелые дни происходило. Приходит похоронка на человека, а потом оказывается, что писари допустили ошибку и перепутали данные людей. А были случаи, когда на живых людей приходили похоронки даже не один раз. На одного нашего знакомого земляка родственники получили пять похоронок. А он вернулся к семье живым. Прожил он правда после войны недолго. Очень много тяжелых ран было у него. Но все же до семьи он добрался живым.
– Но у вас были какие-то еще подтверждения факта гибели вашего старшего брата, кроме похоронки?
– спросил Сергей Александрович.
– Ты же вроде нам об этом рассказывала. Разве не так?
– Да. Всё так и было. Было письмо командира части благодарственное, с описанием героической смерти нашего брата. Потом еще один документ. Заметка из фронтовой газеты, рассказывающая о подвиге и героической смерти полковых разведчиков, во главе с моим братом. Точно было указано место в похоронке захоронения в братской могиле нашего брата - сказала бабушка Мария.
– И вы туда ни разу не съездили? Во всяком случае, на моей памяти мы туда точно ни разу не ездили. Хотя это, если вдуматься, действительно немного странно. Так почему вы за столько лет, так и не собрались посетить место захоронения своего брата?
– спросил у матери сын.
– Нет, ни разу мы туда не ездили, но место захоронения в братской могиле нам было давно известно, и находится оно не так далеко от Москвы, но мы так туда и не добрались. И всё потому, что моя мамуля Булгун наотрез отказывалась туда ехать и на все мои предложения побывать на месте упокоения моего брата Луки говорила:
– "Я твердо знаю, что там его нет. Зачем мне туда ехать?". Я тогда спрашивала: "Почему? Если твой сын жив, почему он не дает о себе знать столько лет?" - На что мне отвечала моя мать - "если он о себе не дает нам значит, пока он не может этого сделать. Значит, такие обстоятельства сложились в его жизни, что он не может нам о себе сообщить ничего. Но он жив, я это точно знаю, мое сердце меня не обманывает. Как только обстоятельства моему сыну позволят, он сразу же даст нам о себе знать". Таково было её убеждение, и поэтому она ничего не хотела слышать о поездке на место погребения Луки. Так мы туда никогда и не ездили - сказала бабушка Мария.
– Странная уверенность. Может быть, она что-то знала, но тебе не рассказывала?
– спросил у бабушки Лука.
– Я всегда была убеждена, что это просто некая защитная ее реакция, которая помогала справиться ей с потерей. Но сейчас мне прямо стало как-то даже не по себе. Неужели она так тонко могла чувствовать? Невероятно. Хорошо - тут бабушка Мария на время умолкла, внутренне что-то про себя переживая, а потом, через некоторое время она продолжила говорить.
– Брат, или тот человек, который назвался моим братом, сообщил, что завтра он прилетает в Москву вечером и просил его встретить. Надеюсь, что это не шутка. Так что Сергей, мне завтра, будет нужна машина, я поеду в аэропорт и узнаю жив ли мой брат на самом деле или всё это было простым розыгрышем. И еще, я хочу, чтобы меня сопровождал в аэропорт Лука. Всё-таки он назван в честь моего старшего брата.
– Хорошо мама. Но я, ты мама меня извини, конечно, все же более склонен, относится к этому звонку как к какому-то чудовищному розыгрышу. Просто вся эта история с внезапно ожившим братом, вернувшимся с того света после многих десятков лет своего отсутствия, мне кажется каким-то жутким нонсенсом. Все это категорически отказывается укладываться в моей голове. Бред какой-то. Может, ты не поедешь в аэропорт, а я отправлю в аэропорт своего водителя одного? Он бы встретил самолет с табличкой в руках. Если твой брат действительно приедет, водитель его встретит и привезет к тебе домой. Так будет лучше - предложил Сергей Александрович.
– Бог его знает. Конечно, тут на сто процентов что-либо утверждать невозможно, но дело в том, что тот человек рассказал мне во время нашего короткого разговора, как выглядел наш старый дом, в котором мы жили еще до войны. Там еще, в хатоне, так, в Калмыкии называют небольшой поселок. Наш дом это единственное что я смутно помню из нашей жизни до сибирской ссылки. Я его и сейчас вижу перед собой, как наяву. Как и нашу улицу. В этом хатоне мы жили с мамой до самой ссылки в Сибирь. К тому времени старшие братья, и наш отец ушли на фронт, а старшая моя сестра со своей семьей жила на соседней улице. Я так думаю, еще с 43-го года наш старый дом прекратил своё существование. Потому что после нашего выселения все дома в нашем хатоне были сожжены. Мы об этом узнали через много лет, после того, как часть моих родственников вернулось к старым места. И узнали, потому что когда мои родственники, после возвращения из сибирской ссылки посетили родное место, то ничего, кроме следов давних пожарищ отыскать там не смогли. Так что человек, который рассказывал сейчас мне про эти дома, должен был либо действительно до этого периода времени, до 43 года побыть там, в нашем хатоне. И мало того, при этом ведь надо было еще знать, что мы жили именно в том доме, про который он мне сейчас рассказал. Как он смог все это узнать этот мужчина, мне пока не ведомо. Или он был до войны в нашем хатоне, либо он мог узнать о том, как выглядел наш дом от кого-то очень близкого к нашей семье в тот самый период времени. В общем, достаточно все интересно, тем более человек, с которым я разговаривала, кроме всего прочего прекрасно владеет калмыцким языком. То есть сказать о том, что это стопроцентный розыгрыш я сейчас боюсь, но и поверить, конечно, в то, что со мною сейчас действительно разговаривал мой родной брат, Лука, мне крайне сложно - сказала задумчиво бабушка Мария.
– Ну, а сколько ему, вашему брату, если он был бы жив, лет-то сейчас может быть?
– спросил уже Лука.
– Может ему уже около ста лет?
– Нет, конечно, не сто лет. Лет получается ему сейчас должно быть под девяносто. Он был родом с 1923 года, точной даты его рождения у меня в памяти не сохранилось. Хотя в документах они есть. Получается ему сейчас, если бы он вдруг оказался бы среди живых людей, было бы сейчас восемьдесят девять лет. Вполне себе нормальный возраст - сказала бабушка Мария.
– Если ему жить пришлось в какой-то экономически развитой стране, то при наличии серьезных доходов он мог себе обеспечить хорошее медицинское обслуживание. С учетом этого фактора, девяносто лет это тот возраст, при котором человек в высокоразвитой стране еще вполне может не потерять работоспособности и сохранить достаточно крепкое здоровье, которое могло позволить ему беспрепятственно осуществлять длительные авиационные перелеты - сказал Сергей Александрович.
– Доводилось как-то, мне знакомится с гостями нашей столицы из Германии и Швейцарии, которым было точно за девяносто лет. Они себя прекрасно чувствовали. Выглядели так хорошо, что казались моими ровесниками. Так что хорошее здоровье в столь преклонном возрасте, там, в Европе, США и в Японии вовсе не какой-то редчайший случай. Вполне возможно тогда, что наш дядя может легко выдержать любой длительности перелет. Конечно, если он жив. И если все это не розыгрыш.