Черные Журавли
Шрифт:
Старик казался вовсе не старым тогда. Взгляд его светлых глаз был внимателен, шершавая кожа гладко облегала худые щеки, подбородок и шею, а движения отличались точностью. Собралось много людей, и они говорили сразу.
– Нет, - сказал Старик, слушая кого-то.
– Разве что чаю.
Голос его был негромок и глуховат.
– Да, - повернулся он в другую сторону.
– Полагаю, что Гарден справился с этим неплохо. Я? Нет, до его точки я дойду в надпространстве. Дальше пойду нормально.
Потом кто-то спросил его:
– А как ваши Журавли?
Старик отпил глоток почти черного чая, на миг прикрыл
– Никак.
Голос его нимало не изменился. И все же ответ был подобен удару топора: по-видимому, разговор коснулся чего-то, что Старик не хотел затрагивать.
Когда ему рассказали о просьбе младшего, он возразил:
– При чем тут я? К Службе Новых касательства не имею.
– Он вам не помешает.
– Это не довод, - сказал Старик и повернулся к младшему.
– Это он? Что вас интересует, помимо Новых?
– Ничего, - ответил молодой.
– Хорошо, - сказал Старик. Таким же тоном он мог бы сказать и "плохо". Затем помолчал и наконец проговорил: - Обещать ничего не могу.
– Но лететь он может?
– Пусть летит.
Он полетел. И несколько истекших месяцев полета завершились сегодня тем, что Старик выгнал его из каюты.
Кстати, это было, пожалуй, единственное достойное внимания событие, случившееся с ним за все это время. Старик, руководствуясь какими-то ему одному ведомыми соображениями, забирался все дальше в бесперспективную, с точки зрения науки, пустоту. Для достижения известной цели полета - для выяснения возможностей использования дельта-поля в качестве одного из защитных средств при выходе из локальных искривлений пространства, являющихся проекцией надпространственных процессов (так дремуче задача была сформулирована на Земле), - удаляться на такое расстояние вовсе не следовало. К тому же задача эта, по сути дела, была уже выполнена. Старик достиг своей цели; казалось бы, самое время приступить к решению другой задачи, ради чего и летел младший. Но Старик словно забыл об этом. Кроме всего прочего, он, как оказалось, обладал способностью не слышать того, чего ему услышать не хотелось, а также подолгу молчать. Их редкие разговоры прерывались на полуфразе и могли возобновиться с полуслова.
А сегодня Старик его выгнал. Выгнал за то, что младший увидел его таким, каким не должен был видеть командира корабля. Это было очень плохо. Потому что теперь становилось ясным, почему Старик пропускает мимо ушей все намеки по поводу Новых. Для выполнения задачи, стоявшей перед младшим, нужно было вести корабль на минимальном расстоянии от безумного пламени Новой, когда вся система защиты будет на пределе; вести не день, не два, а много дней - пока не удастся провести все необходимые наблюдения и измерения. Это было под силу лишь немногим. Старик, чьи следы запечатлелись в пространстве, учебниках и легендах, мог решиться на это.
Просто же старый человек понимал, вероятно, что время таких экспериментов для него прошло. Вывод следовал один: весь полет затеян зря.
И теперь оставалось...
Что оставалось, молодой не успел додумать. В дверь постучали. Сжав зубы, он промолчал. Постучали еще раз, и он - против своей воли - ответил.
Дверь распахнулась, и вошел Старик.
– Я пришел принести извинения, - сказал Старик, остановившись посреди салона.
Младший поднялся с дивана; секунду они стояли друг против друга.
– Хотя, - продолжал Старик, - должен вам сказать, на кораблях не принято входить к капитану, не получив на то разрешения.
– Я хотел...
– тихо проговорил младший.
– Я понимаю, - прервал его Старик, и в голосе его младшему послышалось предостережение.
– У вас возник вопрос, который вы хотели разрешить незамедлительно. Я не ошибся?
– Я за этим и шел, - сказал младший, опустив глаза.
– Это меня радует. О чем вы хотели спросить? Пожалуйста. Я понимаю, что вспылил тогда некстати.
– Годы...
– проговорил младший, потому что так и подумал в тот миг: годы. А скрывать мысли ему до сих пор не приходилось. И тут же он моргнул, ожидая взрыва. Взрыва не последовало.
– Годы - ерунда, вздор, - сказал Старик.
– Забудьте это понятие, уважаемый Игорь. Люди умирают от разочарований, а не от времени. Ставьте себе меньше целей - и у возраста не будет власти над вами.
Он искоса взглянул на собеседника и усмехнулся, заметив его удивленное лицо.
– Я сказал "меньше целей", а не "меньшие цели". Ведь одна цель может быть такой, что не хватит и десяти жизней. У меня цель одна.
Он помолчал.
– Но, правда, мелкие разочарования случаются. Итак - что вас интересовало?
– Этот пульт. Вы давно разрешили мне ознакомиться со всем дельта-оборудованием корабля, и я сделал это. Но об этом пульте - для чего он, чем управляет?
– я ничего не знаю.
– Разрешите присесть?
– вежливо спросил Старик.
Игорь покраснел и растерянно повел рукой.
– Благодарю. Кстати, вы, надеюсь, не в обиде за то, что приходится жить в салоне: каюта у нас одна, и я к ней привык.
Игорь постарался улыбнуться как можно естественнее.
– Чудесно. Итак, этот пульт. Вас удивило, что вы о нем ничего не знаете...
Старик помедлил.
– А что вы знаете вообще об этом корабле? И обо мне?
Он ждал ответа, но Игорь молчал. В самом деле, что знал он, кроме обрывков легенд?
Рассказывали, что человек, впоследствии названный Стариком, еще в юности ушел в свое первое путешествие и до сих пор так и не возвратился из него. Во время месячных и даже годичных перерывов между полетами он все равно, как уверяли, жил мыслью в космических исследованиях, и на Земле ему, наверное, снились звездные сны.
Он был испытателем. Если еще в раннеисторическую старину испытатели самолетов являлись инженерами, то испытатель звездного корабля неизбежно становился ученым. Люди эти часто улетали в одиночку на все более стремительных машинах; в одиночку - потому что допускалось рисковать множеством автоматов, но никак не людей.
Они улетали и возвращались - а иногда и не возвращались. Старик возвращался, и два раза - не в одиночку; спасенным испытателям он отдавал свою каюту, но приближаться к пульту им не разрешал. Каждый раз он привозил все больше наблюдений и данных - в памяти своей и электронной, в записях фоно- и видеокатушек. И привозил все меньше слов. Похоже было, что он отдавал их пространству в обмен на знание.