Черный бумер
Шрифт:
— Заглохни. И не порти мне весь этюд. Я спрашиваю: ты сможешь снова определить место, где находится мобильник Бобрика?
— Если телефон будет активирован, в два счета. Мне потребуется ноутбук, кое-какие делали и некоторые программы. Все это можно купить на радиорынке.
— Ноутбук у меня уже есть. Не нужно тратиться.
— Господи, да я этого подонка вам из-под земли достану, — шмыгнул носом Ландау. — Мразь такую…
— Не такой уж он и подонок и мразь, в отличие от тебя, — сказал Приз. — Он не кусок дерьма с красным дипломом. Если надо драться, он дерется. А не ссыт в прохоря, как ты.
Ландау
— Поехали, Женя. Нога болит.
Тронув машину, Фомин включил радио.
Ленка и Бобрик блуждали лесу, бессистемно меняя направления. Вброд перешли речку, протопали пару километров и, наломав елового лапника, развели костер. Над лесом уже густели сумерки, серое небо наливалось чернотой. Огонь не хотел разгораться, сырые ветки дымили, потрескивали, первые языки пламени появились, от дыма уже кружилась голова.
Ленка, присев на брезентовую куртку, сняла кеды Бобрика, вытянула голые ноги и, привалившись к стволу дерева, закрыла глаза. Устроившись на пне, Бобрик пересчитал сигареты. Семь штук — не так уж плохо. Еще у него есть зажигалка, потертый кошелек, в котором немного бумажных денег, ножик и еще есть мобильник, по которому дядя Дима запретил звонить. Телефон — бесполезная вещь, но и выбросить жалко. Свой мобильник он в суматохе забыл в тайнике под койкой. Прикурив сигарету, он стал думать об охотничьем ягдташе, в котором, завернутые в вощеную бумагу, лежали толстые бутерброды. И еще думал о фляжке с коньяком. Сейчас бы хоть ломоть хлеба, а к нему глоток спиртного. Может, и на душе стало немного легче. Но сумка со жратвой и фляжка поятся на дне болота, вздыхать о них нет смысла.
Он думал о том, что ограбленный охотник поднимет столько вони, что тошно станет. Расскажет ментам, что незнакомый придурок, избив его смертным боем, отобрал ружье и пострелял людей. С раннего утра менты в поисках убийцы начнут прочесывать излучину реки, болотные заросли и лес. Если быть честным перед самим собой, шансов уйти от погони немного. Ленка прошла в его кедах километра четыре, а Бобрик ковылял босой, глубоко оцарапал лодыжки, стер до крови ступни. Ночью идти он не сможет, а если пойдет, напорется впотьмах на острую ветку или битую бутылку, — и привет родителям.
Они уйдут отсюда, как только рассветет, к тому времени менты, вызванные из района или даже области, наверняка выставят оцепление. Привлекут егерей и лесничих. И охотники наверняка присоединяться. Добровольцев много найдется, охота на человека гораздо увлекательнее охоты на несчастных уток. Интересно, если завтра по утру его не пристрелят при задержании егеря или менты, сколько лет накрутят прокурор и заседатели? И сколько статей припаяют? Пальцев не хватит сосчитать. Да, лагерный срок будет долгим, возможно, бесконечным. Наверняка и Ленке зона обломится. Конечно, ей много не дадут: годика
— Спишь? — спросил Бобрик.
— Чего тебе? — Ленка открыла глаза.
— Ты молодец, — сказал Бобрик. — Я бы один ничего не смог сделать. Если бы твоя помощь, мой труп уже утопили бы в болоте.
— Брось, ничего такого я не сделала, — в Ленкиных глазах плясали огоньки костра. — Испугалась, чуть все не испортила. И еще туфли потеряла.
— Эх, жалко, что не я тебя в карты взял, — сказал Бобрик и удивился своим словам. — Очень жаль.
— Ты, наверное, в карты играть не умеешь.
— Я у Элвиса выигрывал, — сказал Бобрик. — Когда он не мухлюет, его можно обуть. Правда, мухлюет он всегда.
— А ты чего такой мрачный? Радоваться надо, что мы живы.
— Надо радоваться, — вздохнул Бобрик, только радости нет. — Я ведь, Лена, не каждый день людей убиваю. Меня блевать тянет, а не радоваться.
— Но ведь ты сам говорил, что Месяц — подонок, каких поискать. Он тебя нашел, видно, потратил на поиски много времени и денег. А ты из-за него теперь расплакаться готов. Убивать таких тварей, как твой Месяц, не так уж трудно. Иногда трудней их не убивать.
— Наверное, ты права, но от этого не легче.
— Ты что-то хотел сказать?
— Пока не стемнело, я еще смогу идти, — Бобрик, задрав ногу, показал Ленке кровоточащую ступню. — До темноты нам надо добраться до гаража Рыбникова.
— Я устала, — покачала головой Ленка. — Ноги как деревянные. А ты идти вообще не сможешь.
— Надо идти. И я дойду. Или мы уйдем сейчас, или нас увезут отсюда утром на казенной машине. В гараже мой мотоцикл. Рыбников оставил мне дубликат ключа. Чтобы я мог забрать аппарат в любое время. Короче, мотоцикл — это наш единственный шанс. Если только у гаража не дежурит десяток ментов, мы уйдем.
— А куда двинем? К Москве нельзя. На трассе тормознут.
— Да, ты права. Как всегда.
— Я знаю одно место, где можно пожить, — сказала Ленка. — Это, конечно, не гостиница «Националь». Но в нашем положении нельзя крутить носом.
— Позже поговорим, — Бобрик поднялся на ноги. — Темнеет.
— Надень кеды.
— Так дойду, — ответил Сашка. — Кеды заберу, когда пойду в гараж.
К сгоревшему дому Рыбникова они добрались уже ночью. Рядом с пепелищем стоял милицейские «уазик», «Жигули»и седан Вольво. Но поляне горел большой костер, люди грелись у огня, отбрасывали длинные тени. От гаража до сгоревшего дома метров пятьдесят. Оставаясь незамеченным, Бобрик подошел к воротам. Кажется, гараж никто не открывал, не осматривал. Сняв замок и приоткрыв одну створку ворот, Бобрик выкатил мотоцикл. Завернул за угол гаража, где торчала Лека. Дождался, когда она усядется в заднее седло.
— Ты готова? — спросил Бобрик.
В ответ Ленка ущипнула его за ухо.
— Тогда держись. С богом.
Движок завелся с пол-оборота, врубив четвертую передачу, Бобрик газанул с места. Мотоцикл стрелой промчался мимо людей, сидевших у костра. В зеркальце заднего вида Бобрик разглядел, как мужики повскакивали с земли, кто-то бросился к машине. И картина исчезла из вида.
— Держись крепче, — во всю глотку прокричал Бобрик. — Я еще не разгонялся. Хрен им на рыло. Теперь нас не догонят.