Черный фотограф
Шрифт:
«Подумаешь, какая правильная, — раздраженно думал он. — А то, что этот тип занимается хулиганством, — это ничего, это нормально. Он бедный, несчастный, а я сволочь».
И, чувствуя себя действительно сволочью, Леня разозлился еще больше.
Он вышел из метро и, меся ногами выпавший и уже тающий снег, побрел к «генеральскому» дому. Надо было удостовериться, что его клиент действительно там живет, но как это сделать — было пока непонятно.
Он хорошо помнил этот престижный дом, мимо которого три года ходил в свой институт. Его называли «генеральским», потому что в нем раньше жили несколько известных военачальников, а теперь
В доме было несколько подъездов, выходящих на шумный проспект, все они были недоступны праздношатающимся гражданам, потому что закрывались на ключ. Это спасало подъезды от посещения окрестных нищих, в изобилии водившихся у метро, но затрудняло доступ к клиенту. Обойдя огромное здание, сыщик исследовал все возможные входы и выходы, в том числе и служебные входы в магазины, и заодно проверил, не стоит ли где белый «Мерседес». Пока его не было. Но это еще ничего не значило. Машина могла находиться в гараже, а шофер наверняка только заезжал за своим шефом. Леня наметил несколько точек, из которых удобно было вести наблюдение за подъездами, и решил следующим утром заняться этим делом.
Встав пораньше, он взял для маскировки по оптовой цене пачку газет и стал торговать на углу дома. С этого бойкого места открывался вид сразу на оба крыла здания. Кроме основной цели, у Лени была еще надежда и подзаработать продажей свободной прессы.
Ранним морозным утром, когда легкий ледок прихватил тротуары и иней украсил город, озабоченные москвичи выливались потоками из переполненного транспорта. Газеты расходились хорошо, так хорошо, что продавцу трудно было следить одновременно и за непрерывно отъезжающими от дома машинами, и за торговлей. Одним глазом Леня смотрел за тем, сколько ему давали денег, другим бросал мимолетный взгляд на припаркованные иномарки; одной рукой отсчитывал сдачу, другой — зажимал под мышкой тяжелую пачку. Пачка уже изрядно подтаяла, карманы были набиты смятыми мелкими купюрами, а расследование стояло на месте.
«Проворонил я его, не иначе, — решил сыщик, когда все газеты были проданы. — Придется вечером опять здесь пастись».
Вечером, однако, ему сразу повезло. Не успел Леня занять свой пост, на этот раз с блоком сигарет, как подъехал знакомый «мерс». Шофер предупредительно открыл двери. Хозяин вышел не один, а с маленьким ребенком на руках, потом из салона выпорхнула молодая женщина, кутающаяся в серебристый мех, и мужчина с квадратными челюстями, вероятно, телохранитель. Машина тут же отъехала.
«Да, до него трудно будет добраться: охрана, закрытый подъезд, один не ходит, ездит только с шофером, — огорченно размышлял Леня, сбывая ненужные уже сигареты за бесценок. — Да и дома с ним говорить неудобно — жена, дети. Придется попробовать прорваться в офис».
На следующий день, отдав Владе Петровне свежеотпечатанные фотографии, запечатлевшие идиллическую жизнь профилактория, Леня рванул домой переодеваться. Он отгладил свой единственный серый костюм, еле нашел затерявщийся в хроническом беспорядке галстук и даже нацепил на нос темные очки, хотя они довольно дико смотрелись в серый пасмурный денек. Серия снимков была уже аккуратно запечатана в большой конверт, негативы вырезаны и сложены в конверт
Через час он уже звонил в дверь знакомого офиса. «Мерседес» с шофером стоял на своем посту, Леня старался не попадаться шоферу на глаза, опасаясь ненужных вопросов и подозрений.
Дверь отворилась. Оттуда выглянул дюжий охранник.
— Вы к кому? — спросил он, напрягая под пиджаком выпуклый бицепс.
— Директор у себя? — деловито осведомился Леня, пытаясь пролезть в узкую щель, образовавшуюся между плечом охранника и косяком.
— Фамилия? — Щель мгновенно сузилась, лезть на рожон было неумно.
— Соколовский.
— Вас нет в списках записанных на прием. Дверь захлопнулась перед самым носом. Пришлось звонить еще раз.
— Ну? — спросил охранник.
— Мне нужен директор по важному делу.
— Запись по телефону у секретаря.
Леня записал телефон секретаря. Все это ему очень не нравилось, поскольку усложняло процесс личного контакта. Кроме того, встречаться в офисе, полном послушных мордоворотов, опасно — лучше всего это было бы сделать на нейтральной территории. Но ловить недоступного маньяка на Тверском бульваре, высиживать неделями, ожидая его появления, — очень уж было тошно. Тем более что, терзаемый подозрениями, он там мог больше и не появиться. Выслеживать около дома неудобно, да и опасно, ведь его постоянно сопровождает телохранитель.
Нужно было все организовать так, чтобы клиент сам заинтересовался контактом. Поэтому Леня написал записку, в которой предлагал встретиться в метро, и вложил в конверт одну из приготовленных фотографий. По телефону он узнал у вышколенной секретарши, что преследуемого им человека зовут Сергей Павлович Кожевников и что корреспонденцию для него лично можно направить по адресу фирмы или, если что-нибудь срочное, передать охраннику.
Так Леня и сделал. Он вручил охраннику конверт с пометкой «лично в руки» и с легкой душой вернулся домой, слегка огорчаясь тем, что зря так тщательно экипировался — гладил костюм, искал галстук…
Два дня прошли в томлении и беспокойстве. То казалось, что конверт вскроет любопытная секретарша и предаст дело огласке, а рассерженный господин Кожевников откажется от встречи. То вдруг обуревали сомнения: действительно ли тот мужчина с бульвара — директор фирмы? Вдруг он всего-навсего рядовой сотрудник или заместитель директора, и тогда снова все станет на свои места и почти месяц «работы» накроется медным тазом. То вдруг лезли в голову мысли о том, что его самого могут выследить и он из преследователя превратится в преследуемого, который будет затравленно молить могущественного инквизитора о помиловании.
Наконец два дня истекли. Побледневший от волнения, но полный решимости шантажист сидел на скамеечке в метро около остановки первого вагона.
«Если он будет не один, — решил Леня, — сажусь в первый попавшийся поезд и уезжаю, и черт с ним! Не хочется рисковать шкурой».
Поезда подлетали, останавливались как вкопанные, из них выливалась многоликая человеческая масса, постепенно рассасывалась, и последний вагон с визгом и скрежетом скрывался в черном провале туннеля. Здесь жизнь пульсировала и била ключом, подчиненная строгому ритму. После очередного поезда на опустевшем перроне Леня увидел знакомую фигуру, растерянно озирающуюся по сторонам. Кожевников был явно один, без охраны. По его виду можно было понять, что он растерян, испуган, угнетен.