Черный колдун
Шрифт:
— Какой нам прок от победы над королем Скатом? Война будет помехой торговле, которая и без того дышит на ладан. С моря нам мешают гуяры, с суши — Черный колдун. Вот наши главные враги на сегодняшний день. Вестлэндцы напуганы поражением, так что договориться со Скатом будет нетрудно. Мы обеспечим нашим торговцам права в Вестлэнде, и это будет самой важной нашей победой.
— Я предпочел бы повесить Ската, а не договариваться с ним.
— Не забывай, что Скат приходится тестем твоему сыну Рагнвальду. Своих сыновей у вестлэндца нет. Рано или поздно, его корону наденет кто-нибудь из твоих сыновей или внуков, так стоит ли трясти дерево, когда плоды еще не созрели.
— Благородный Рекин прав, — поддержал министра Гаук Отранский, — дурная
— Кто знает, — вздохнул благородный Бьерн Фондемский. Головы всех присутствующих повернулись в его сторону, но владетель больше ничего не добавил к сказанному, только пожал плечами.
— Главная опасность сейчас не Вестлэнд, а Черный колдун, — продолжил горячую речь Отранский. — Если в эту зиму мы не предпримем решительных действий, то весной нам придется туго. Черный колдун практически перекрыл дорогу из Лэнда в Суран и гонит стаю на наши земли.
Отранского дружно поддержали приграничные владетели, а с их мнением приходилось считаться. Приграничье достаточно долго ожидало помощи от короля, и, видимо, пришла пора оплачивать старые долги.
— Решено, — сказал Гарольд. — Мир со Скатом будет заключен, но впредь пусть побережется.
Глава 8
ПОЕДИНОК
Нордлэндское войско почти месяц простояло у границ Вестлэнда. И пока многоопытный Лаудсвильский вел переговоры с королем Скатом, Гарольд вершил суд и расправу над изменившими вассалами. Несколько замков были разрушены, а их владетели либо повешены, либо отправлены в Бург и брошены в подземелье королевского замка. Страшная картина открылась изумленному взору Гарольда: чья-то опытная и щедрая рука орудовала по всему Нордлэнду, и это была вовсе не рука Сивенда Норангерского, как он полагал поначалу. Нордлэндский король только крякал, выслушивая показания изменников — мог бы догадаться к раньше. И действительно, откуда у Сивенда столько золота? Имя суранца Исхана всплыло в ходе следствия, но, к сожалению, ловкого торговца уже и след простыл. Неужели Черный колдун проник в самое сердце королевства? А Гарольд полагал, что у Беса хватает ума только на то, чтобы разбойничать у границы. И Рекин тоже хорош: проморгать заговор у себя под носом!
Нордлэндские владетели, так долго выжидавшие во время военных действий, проявили в этот раз завидную прыть, прислав на переговоры с королем целую делегацию. Гарольд сполна использовал преимущества победителя. Прежде всего, он потребовал, чтобы все расходы принявших участие в войне владетелей были возмещены за счет их увильнувших собратьев. Требование было справедливым и не вызвало возражений. Как и дополнительные налоги в пользу разоренных земель. Кое-кто из провинившихся вассалов намекал, правда, что не худо бы потребовать возмещения этих убытков от короля Ската, но Гарольд пропустил эти намеки мимо ушей. Был он уж очень нелюбезен с владетелями, а его условия были больше похожи на ультиматум, предъявленный побежденным. Особенно много недовольства было высказано по поводу решения короля пригласить ко двору старших сыновей владетелей замков. И хотя объяснялось вес это заботой о воспитании молодежи, слишком уж королевская блажь напоминала обычный захват заложников. Гарольда подобные подозрения глубоко оскорбили, над переговорами нависла серьезная угроза, и владетели поспешили принять условия короля.
— Все хорошо, что хорошо кончается, — заметил Гарольд по поводу только что завершившихся переговоров с вассалами. — Интересно, чем же нас порадует дорогой друг Рекин.
Владетель Лаудсвильский лицом в грязь не ударил, в который раз подтвердив славу ловкого дипломата. Его скорбный вид повергал в трепет недалекого короля Ската, а красноречие, с которым министр короля Гарольда живописал ужасы надвигающейся на Вестлэнд войны, не на шутку тревожило местных владетелей. Красноречие посла Нордлэнда подкреплялось внушительной силой, сосредоточенной на границе. После того как пришло известие о благополучном завершении переговоров Гарольда с вассалами, вестлэндцы приняли все условия Лаудсвильского — надеяться больше было не на кого.
Гарольд хохотал до упаду, слушая рассказы своего министра. Изрядно нажившиеся на этом походе нордлэндские и приграничные владетели вторили ему с азартом, а выцветшие от старости глаза Рекина сверкали гордостью и торжеством.
Буржцы устроили королю бурную встречу, празднество длилось целую неделю. Гарольд, слегка окосевший от продолжительных возлияний, решил было устроить свадьбу своего любимца Ивара Хаарского с Эвелиной Ульвинской, но такому повороту событий решительно воспротивилась невеста, наотрез отказавшаяся венчаться в отсутствие родителей. Жених огорчился, но, как оказалось, ненадолго, Гарольд охотно прощал Ивару проделки, но Сигрид придерживалась иного мнения и в один прекрасный момент просто запретила Хаарскому появляться на своей половине дворца. Ивар протестовал бурно, глядя на Сигрид глазами обиженного ребенка, у которого отобрали любимую игрушку, но королева осталась непреклонной, и никакие доводы Гарольда и Кеннета не заставили ее отступить от принятого решения.
Огорченный Хаарский устроил несколько грандиозных попоек в веселых кабаках Бурга, которые закончились не менее грандиозными драками. Терпение Сигрид лопнуло, и она уже подумывала о том, чтобы отправить скандального ярла подальше от двора, в Приграничье, в старый замок его отца. Но тут в дело вмешался Атталид, и благородный Ивар несколько поутих и даже предпринял попытку помириться с невестой. Попытка, к удовольствию Сигрид, провалилась с треском, о чем она не преминула сообщить мужу. Гарольд упрекнул ее в бессердечии, но тут же пожалел об этом. Они едва не поссорились в тот вечер, впервые со дня примирения. Воистину этот молодой Хаарский был невыносим.
К счастью для благородного Ивара, принцесса Кристин, жена Рагнвальда, разрешилась от бремени мальчиком, и враз подобревшая Сигрид простила на радостях все прегрешения ярла, взяв с него страшную клятву — соблюдать хотя бы самые необходимые приличия. Хаарский клятву дал, но в тот же вечер на устроенном в честь рождения принца Бьерна пиру, вдрызг разругался с владетелем Оле Олегуном, пребывавшем в почетном плену у короля Гарольда. Попытка примирить противников закончилась ничем, и Гарольд скрепя сердце дал разрешение на поединок.
Благородный Оле был лучшим бойцом в Вестлэнде, и молодой Хаарский рисковал головой, встречаясь с ним лицом к лицу. Тем более что Олегун выбрал оружием не мечи, а окованные железом палицы, о которых его молодой противник, судя по всему, понятия не имел. Гарольд остался недоволен этим выбором, но в данном случае все права были на стороне оскорбленного владетеля.
Сигрид, узнав о предстоящем поединке, только рукой махнула — видимо, горбатого только могила исправит. Зато Эвелина смертельно побледнела и едва не упала в обморок. Гарольд торжествующе посмотрел на жену: он был прав, и девушке далеко не безразличен ее беспутный жених. Сигрид была смущена — до сих пор она считала, что Эвелине больше по душе сумрачный горданец Атталид. Она огорчилась и собственной ошибке, и неразумию Эвелины. Вот уж действительно — сердцу не прикажешь.
Кто не выглядел огорченным, так это благородный Ивар, явившийся засвидетельствовать почтение королевской чете. Смотрел он при этом почему-то не на Сигрид и Гарольда, а на невесту.
— Я недовольна тобой, ярл Хаарский, — напустила на себя строгость Сигрид. — Видимо, все твои клятвы — пустой звук.
Ивар обиделся — он клялся не трогать женщин, а о драках с мужчинами и разговора не было. Подобное прямодушие покоробило Сигрид и позабавило Гарольда, но не произвело никакого впечатления на Эвелину. А судя по тому, как огорчился Ивар, эти слова предназначались в первую очередь для нее.