Черный колдун

Шведов Сергей Владимирович

Усталость от долгой и трудной дороги притупила боль. Сигрид дремала, прислонившись виском к холодной стенке дорожной кареты. Не хотелось ни о чем думать, а хотелось ехать и ехать без остановки, под мерное поскрипывание полозьев по подмерзающему насту.

Ингольф Заадамский склонился к открытому окну и что-то крикнул, что именно, она не разобрала, но мгновенно открыла глаза. Ей, выросшей в Приграничье, звон мечей был так же привычен, как звон струн лютни придворным дамам в далеком Бурге. Марта, отодвинув полог, выглянула наружу и тут же с криком отшатнулась. Посеченный мечом всадник рухнул на землю в метре от кареты. Лошади встали, рука Сигрид потянулась к арбалету. Она решительно отстранила Марту и выглянула наружу. Два дружинника Заадамского уже лежали на мерзлой земле с пробитыми головами.

Сам Ингольф, то и дело поднимая коня на дыбы, с трудом отбивался от наседающего на него молодца в черном, как сажа, полушубке. Трое других на падавших сцепились с уцелевшими дружинниками владетеля. На глазах Сигрид еще двое упали с коней, пронзенные узкими мечами. По этим мечам она определила в разбойниках меченых. И, кажется, узнала одного из них. Это был Атталид! Она закричала от прихлынувшей вдруг к сердцу боли и подняла тяжелый арбалет. Благородный Ингольф, широко раскинув руки, словно подбитая на лету птица, медленно валился из седла. Обычно багровое его лицу в эту минуту было неестественно бледным. Атталид еще раз взмахнул мечом, и голова владетеля Ингольфа ударилась о мерзлую землю раньше, чем грузное тело. Сигрид целилась в Атталида, но промахнулась. Стрела сбила шапку с другого меченого, и перед Сигрид на мгновение промелькнуло обиженное и недоумевающее мальчишеское лицо в ореоле белых волос. Атталид что-то крикнул, и четверо всадников, нахлестывая коней, скрылись в снежной круговерти так же внезапно, как и появились. Испуганный возница с трудом поднялся из сугроба и перекрестился.

— Меченые, — сказал он, с трудом шевеля подрагивающими губами.

Сигрид тупо смотрела на обезглавленное тело владетеля Заадамского. Потом склонилась к земле и взяла горсть снега, пропитанного кровью Ингольфа. Кровь, мешаясь с водой, побежала из сжатого кулака на подол черного платья.

— Меченые, — повторила Сигрид вслед за возницей, и в ее голосе было столько ненависти, что служанка невольно отшатнулась.

Глава 3

ХЯНДЖУ

Посвященный Чирс, Правая рука Великого, медленно прохаживался по обширному залу. Красивое лицо его морщилось словно от зубной боли. Посвященный Магасар, Чуткое ухо Храма, тяжело вздыхал, с сочувствием глядя на наместника Великого. Посвященный Чирс, да продлятся дни его вечно, сильно сдал за последние годы. Да и то сказать, семьдесят пять лет — возраст немалый даже для горданца. А тут еще дурные вести из Лэнда. Неожиданная смерть короля Гарольда спутала Храму все карты. И в довершение всех несчастий вождь осканцев Пайдар, до сих пор весьма лояльно настроенный к посвященным, устроил заварушку на границе. Все одно к одному. Было от чего морщиться посвященному Чирсу.

— Я думаю, благородный Рекин справится со сложной ситуацией в Нордлэнде, — обронил наместник Великого и покосился в сторону Магасара. — Твои люди должны помочь ему в этом.

Магасар с готовностью прижал к груди большие волосатые руки. Чирс презрительно скривил губы — к сожалению, разум посвященного Магасара много уступал его же преданности делу Храма.

— Рекин стар, — покачал в задумчивости головой Чирс, — а король Гарольд был слишком молод и горяч. Ах, Гарольд, Гарольд...

— Владетель Лаудсвильский встревожен, — робко доложил посвященный Магасар. — Морские разбойники усилили натиск на побережье Вестлэнда. Король Скат уже пытался однажды использовать их против Нордлэнда.

— Так уберите Ската, — рявкнул в раздражении посвященный Халукар, Левая рука Великого. — Для этого не требуется разрешения посвященного Чирса.

Халукар стар, ему уже трудно сдерживать рвущиеся наружу эмоции, как и кашель, впрочем. Ишь нахохлился, старый сыч, тяжело, наверное, умирать, имея столько грехов на душе. У посвященного Чирса грехов тоже немало. Как-то примет их Великий в заоблачной выси. Чирс невесело усмехнулся. Ситуация день ото дня становилась все хуже и хуже. Нельзя сказать, что беда пришла неожиданно. Он ждал ее все эти годы, и не просто ждал, а активно противодействовал неудержимо надвигавшемуся краху. Кое-что ему удалось. Двадцать лет беспрерывных трудов подорвали здоровье. Сил уже нет, а крах близок. Конец всему, за что боролся все эти годы. Ни ума посвященного Чирса, ни жестокости Халукара, ни изворотливости Магасара уже не хватает, чтобы противостоять року. Суранские города бунтуют, их сопротивление Храму становится все решительнее. Наемники ярла Хаарского уже не в силах спасти расползающееся в разные стороны, заживо гниющее тело Храма. Пролитая кровь уже порождает не привычный страх, а только ненависть. Вряд ли кто-то может упрекнуть посвященного Чирса в слабости — он боролся до конца за дело предков. Но где-то была допущена ошибка. Скорее всего, ее допустили те, кто начинал грандиозный проект. С них за это уже не спросишь, и расплачиваться за все придется посвященному Чирсу.

— Пошлите Ульфу подкрепление.

— А где нам их взять, посвященный Чирс? — слабо шевельнулся в кресле Халукар. — Достойный Хармид увел последних кукловодов на подавление бунта в Улигере. Суранцы словно с цепи сорвались, их уже не страшат ни лесные варвары, ни степняки, они заключают с ними союзы и изгоняют жрецов Храма.

— В Улигере видели посланцев Черного колдуна, — вздохнул Магасар.

Халукар грубо выругался — неслыханное святотатство в Чистилище, в двух шагах от священного огня. Но посвященный Чирс даже не обернулся. Наверняка кто-то стоит за этими хорошо скоординированными выступлениями мятежников. Не исключено, что почтенный Ахай приложил к этому руку. Он на удивление расторопен, этот меченый. Опытные агенты Магасара не успевают разрывать сети, которые без устали плетет черный паук. Но не это главное — само время работает на Черного колдуна. Звезда Гордана закатилась. Не смерть страшит посвященного Чирса — страшит хаос, который воцарится на землях Храма. Кто укажет людям новую дорогу? Черный колдун? Варвары Пайдар и Кинкар? Кто обеспечит надежный и безопасный путь торговым караванам? Или мир снова расколется на сотни мелких осколков, задыхающихся в собственных нечистотах, раздираемых амбициями многочисленных вождей?

— Пошли на помощь Ульфу гвардейцев Кархадашта.

Халукар промолчал, не было сил ругаться, да и бесполезно. Чирс прав: если Ульф не удержит Пайдара, то наступит крах. Продержаться бы год-два, а там, глядишь, что-нибудь наклюнулось бы. Быть может, Рекину Лаудсвильскому удастся обуздать мятежных вассалов и укрепить трон молодого Рагнвальда. Нордлэнд — это дорога к Большой воде. Суранские города заинтересованы в союзе с Нордлэндом, а если Ульф, разбив Пайдара, обеспечит дорогу в страну Хун, то многое можно будет поправить.

— Я отправлю шесть сотен гвардейцев, — Халукар медленно, превозмогая боль, поднялся, — но мы рискуем, по священный Чирс, сильно рискуем.

Чирс промолчал, и только руки его, простертые над священным огнем, мелко задрожали.

Бес откинулся на глиняную стену убогой хижины и беззвучно засмеялся. Старый Хой, плосколицый варвар из неведомых мест, надежный и преданный друг с давних времен, удивленно покосился на капитана.

— Мы насчитали почти шестьсот стволов, — сказал Волк, стоящий у входа.

— Судя по всему, благородному Ульфу приходится не сладко, если ему понадобились гвардейцы Кархадашта, — Бес перестал смеяться, и на лицо его набежала тень.

— В Хянджу осталось не менее четырех сотен гвардейцев, десять тысяч храмовых стражников и без счета прочих служителей, которые даром жизнь не отдадут, — покачал лохматой головой варвар Рахша. — Нам не справиться.

— Годы, проведенные в рабстве, не прибавили тебе ума, варвар, — презрительно скривил губы Бес.

Рослый Рахша побледнел от гнева и сжал пудовые кулаки — этот высокомерный чужак был невыносим. Рахша с трудом подавил желание обрушить что-нибудь тяжелое на эту горделиво вздернутую голову.

— У тебя будет возможность показать себя в драке, если я не прикончу тебя раньше за непослушание.

В словах Черного колдуна сомневаться не приходилось, Рахша это знал и потому подавил рвущийся из груди гнев. Этот горданец заставил плясать под свою дудку даже упрямого вождя осканцев Пайдара, так что же остается делать обездоленному рабу Рахше, кроме как молчать, ждать и надеяться.

— Сколько у тебя людей?

— Пять тысяч.

— В Хянджу сто тысяч рабов, и только каждый двадцатый из них готов умереть за свою свободу?