Черный кот. Три орудия смерти (сборник)
Шрифт:
Вот учитель преградил дорогу фигуре в белом, и раздался звук ударов. Стремительно, как катапульта, мелькнула нога. Серебряные спицы завертелись колесом, словно на гербе острова Мэн. Затем густые заросли разразились потоком брани на языке, который не был английским или немецким, но на котором говорили во всех гетто мира. Однако даже в ее бессвязных воспоминаниях сохранился один странный факт: когда фигура в белом, покачиваясь, поднялась на ноги и ринулась вниз по холму, бледное лицо и воздетая в яростном проклятии рука были обращены не к напавшему на него мужчине, а в сторону дома губернатора.
Учитель, поднимаясь по лестнице
– Надеюсь, что я его наполовину убил. Вы же знаете, что я любитель полумер.
Она истерически захохотала и воскликнула:
– А еще говорили, что не умеете злиться.
Внезапно их охватила неловкость, и они замолчали. Подчеркнуто официальным тоном Хьюм предложил ей свои услуги провожатого, а затем довел ее до самых дверей бальной залы. Небо за зелеными аллеями из вьющихся растений казалось ярко-фиолетовым. Возможно, это был какой-то из множества оттенков синего, который представлялся более теплым, чем любой из цветов красной гаммы.
Ворсистые стволы огромных деревьев напоминали странных морских чудовищ из детства, растопыривающих пальцы и позволяющих себя гладить.
Их обоих окутало нечто невыразимое, что было выше слов и даже молчания. Хьюм позволил себе заметить, что вечер поистине чудесный.
– Да, – согласилась Барбара, – чудесный вечер, – и ей тут же показалось, будто она выдала какую-то тайну.
Они пересекли внутренний дворик и подошли к дверям вестибюля, заполненного людьми в военной форме и вечерних нарядах. Держась крайне натянуто, расстались, и в эту ночь ни один из них не уснул.
Как уже упоминалось, новость о том, что губернатор пал от выстрела неизвестного преступника, облетела город только к вечеру следующего дня. И Барбара Трейл узнала об этом позже, чем большинство ее друзей, потому что утром она неожиданно покинула дом.
Девушка целый день блуждала среди руин и пальмовых плантаций вблизи дома. Она прихватила с собой нечто вроде корзинки для пикника, но груз, который несла в душе, был гораздо тяжелее.
Ей хотелось разобраться во всем, что накопилось в ее памяти, и особенно это касалось воспоминаний предыдущего вечера. В ее импульсивном уединении не было ничего необычного, но на сей раз момент оказался весьма удачным. Дело в том, что первые новости были самыми ужасными, и, когда она вернулась, худшие подробности оказались не соответствующими истине. Сначала сообщили о смерти ее дяди. Затем о том, что он умирает. Наконец, что дядю всего лишь ранили и у него есть все шансы на то, чтобы поправиться.
Она вошла со своей пустой корзинкой в дом, где царила шумная неразбериха. Из обрывков разговора вскоре узнала: уже ведется полицейское расследование по установлению и поимке преступника.
Следствием руководил расчетливый, здравомыслящий офицер с продолговатым лицом, выступающими скулами и резко очерченным носом. Офицера звали Хейтер, и он был начальником сыскной полиции. Ему активно помогал секретарь губернатора, юный Мид. Но Барбара с удивлением заметила в самом центре группы своего друга – учителя, которого допрашивали по поводу его собственного недавнего опыта.
В следующее
Льстиво любезный черноволосый мистер Мид в своем любопытстве был особенно вкрадчив, и Барбара совершенно необоснованно заявила самой себе, что всегда ненавидела Артура Мида.
– Насколько я понял, – говорил секретарь, – у вас имеются свои собственные веские основания полагать, что этот человек представляет опасность.
– Я всегда считал и продолжаю считать его подлецом, – угрюмо и несколько неохотно ответил Хьюм. – И я действительно немного повздорил с ним вчера вечером, но это никак не повлияло на мои взгляды. Я полагаю, что он тоже остался при своем мнении.
– Мне кажется, это все же многое меняет, – настаивал Мид. – Разве не ушел он, проклиная не только вас, но особенно губернатора? И он спустился с холма, направляясь к тому месту, где стреляли в лорда Толлбойза. Разумеется, это произошло много позже, и никто не видел стрелявшего, но преступник мог поджидать свою жертву в зарослях, а на заходе солнца подкрасться к стене.
– Видимо, сделал это, сняв пистолет с одного из оружейных деревьев, в изобилии растущих в этих рощах, – язвительно добавил учитель. – Я уверен, что, когда швырял его в заросли опунций, при нем не было ни винтовки, ни пистолета.
– Похоже, вы держите речь в его защиту, – презрительно ухмыльнувшись, заметил секретарь. – Но вы же сами называли его в высшей степени сомнительным типом.
– Я ни в коей мере не считаю его сомнительным типом, – невозмутимо ответил учитель. – На его счет у меня нет ни малейших сомнений. Я считаю его распущенным, лживым, злобным бахвалом и лицемером. Поэтому совершенно уверен, что, кто бы ни стрелял в губернатора, это сделал не он.
Полковник Хейтер проницательно прищурился, глядя на учителя, и впервые за все время подал голос:
– Ага, и что именно вы хотите этим сказать?
– Я хочу сказать то, что сказал, – отозвался Хьюм. – Подобную низость совершил не он. Именно потому, что этот мерзавец вполне на нее не способен. Агитаторы, похожие на него, никогда и ничего не делают собственными руками. Они подстрекают к этому других людей. Они собирают митинги, обходят их с протянутой шляпой, а затем исчезают, чтобы проделать то же самое где-нибудь в другом месте. В Брута или Шарлотту Корде играют совсем другие люди. Но я должен признаться в том, что существуют две небольшие улики, которые, как мне кажется, снимают с него всяческие подозрения.