Черный Кровавый Триллиум
Шрифт:
Поэтому, отвечая Джениль, он сказал только одно:
— Пираты явно захотят получить выкуп и за отца. Возможно, за него они запросят целый корабль с платиной вдобавок к маминому талисману, а за нас — несколько тюков золота.
Джен улыбнулась:
— А за Толо, может быть, всего лишь горшок серебра.
Младший принц закричал откуда-то снизу:
— Я опять что-то слышу, но это не крысы! Кто-то идет! Ой, спускайтесь скорее!
Ники и Джен заскользили вниз, в спешке стирая в кровь ладони и разрывая одежду. Только они коснулись ногами последнего звена и спрыгнули на матрацы, как тяжелый грохот возвестил о том, что дверь якорного трюма открывается.
— Назад,— приказал он принцу Никалону, который было бросился вперед.— Отойди от двери, щенок! — Он посветил фонарем и подозрительно оглядел темницу,— Ну и мерзкая дыра! Совсем не для детей, хотя бы и для лаборнокского отродья!
— Лабровендского отродья,— хладнокровно поправил его Ники,— Кто ты и чего хочешь от нас?
— Я — Боблин, помощник капитана, я привел к вам гостя,— Он отступил назад, все так же высоко держа фонарь, и в колеблющемся свете возникла приземистая фигура одетого в черное человека: тот вошел в помещение якорного трюма.
— Принц-карлик! — вскрикнул Толо.— Он пришел пытать нас!
Джен легонько толкнула брата в бок.
Явно обидевшись, молодой король Ледавардис скосил глаза на Толо, но ничего не сказал, только оглядел всех троих детей по очереди, словно они были для него странными Существами, каких он никогда раньше не встречал.
— Ну вот вы и увидели их, ваше величество,— ворчливо сказал помощник капитана.— А теперь пойдемте отсюда, пока кто-нибудь нас не заметил. Если королева-регентша спустится вниз, вы получите от нее нагоняй и ляжете спать без ужина, а меня она разрежет на кусочки и скормит рыбам.
— Вот и хорошо! — завопил Толо.— Надеюсь, она сделает это с вами обоими! — И он высунул длинный язык.
— Замолчи! — приказал Никалон. Потом обратился к Ледавардису: — Мой брат — дурно воспитанный ребенок, примите мои извинения за его поведение. Просто он не привык, чтобы с ним обращались, как с животным из королевского зоопарка. То же могу сказать о себе и моей сестре. Или на кораблях Рэктама подобное обращение с королевскими персонами является привычным делом?
— Нет,— тихим голосом ответил Ледавардис. Он смущенно протянул принцессе Джениль какой-то мешочек,— Боблин сказал, что вам дают только хлеб и воду. Простите!.. Здесь жареная утка и несколько пирожных с орехами — все, что я смог раздобыть.
Джен молча приняла сверток.
Ники произнес:
— Благодарю вас, король.
— Да что там,— отворачиваясь, пробормотал Ледавардис.— А сейчас мне лучше уйти.
— Подождите,— попросил Ники.— Вы не можете рассказать нам о нашем отце, короле Антаре? Он... он жив?
— Да. Я не видел его, но знаю, что они заковали его вместе с галерными рабами.
— Мы слыхали об этом от леди Шэрис.
— Конечно, короля не принуждают грести,— поспешил заверить его Ледавардис.— Весла не нужны во время такого сильного ветра.
— До выплаты выкупа нас отвезут в Рэктам? — спросил Ники.
— Не знаю. Сначала нам нужно доплыть до Виндлорских островов по какому-то таинственному делу колдуна.
— Значит, на юг! — воскликнул Ники.
— Ничего больше не говорите и пойдемте отсюда! — опять подал голос помощник капитана из темноты,— Вдруг это дьявольское отродье Черный Голос обнаружит нас здесь и доложит колдуну?
— Молчи, Боблин. Ничего с нами не случится.
Не обращая внимания на приставания офицера, юноша-король стал расспрашивать троих пленников об их жизни в родной Лабровенде. Он хотел узнать, как обращались с ними придворные, разрешалось ли им покидать дворец и путешествовать по стране, чему и как их учили, были ли у них ровесники-друзья и не случалось ли им завидовать детям из обычных семей.
И Никалон и Джениль очень скоро избавились от подозрений и разговаривали с ним вежливо и даже с симпатией, не только отвечая на вопросы, но и задавая их. Зато маленький Толивар так и не смог преодолеть отвращения, которое охватило его при внезапном появлении рэктамского наследника, и не участвовал в разговоре. Он задал всего лишь один вопрос: нравится ли Ледавардису быть королем пиратов.
Казалось, Ледавардис не замечает враждебности ребенка. Он ответил, что был бы очень счастлив, если бы был жив его строгий отец, король Ледамот. Рэктамский монарх превратил пиратский флот в божью кару на всех северных морях. Он не знал жалости к тем, кто представлял для него угрозу. Но он очень любил сына и жестоко расправлялся с теми рэктамскими дворянами, которые осмеливались намекать, будто Ледавардис может оказаться негодным наследником престола.
Король Ледамот безвременно погиб во время кораблекрушения, а королева-мать Ганондри быстро доказала всем, что не потерпит соперников, претендующих на регентство. Несколько влиятельных флотских офицеров, выступивших против нее, умерли внезапно от непонятной болезни, сказал Ледавардис, а другим она заткнула рот, разыграв хитрый политический спектакль и лишив их как власти, так и будущего. Мать юного короля, королева Машрия, превратилась в жалкого инвалида, навеки прикованного к постели.
О том, что его собственная жизнь изменилась к худшему за время семилетнего правления бабушки-регентши, Ледавардис говорил без эмоций, как о привычном факте. И хотя юноша-король даже старался преуменьшить свои несчастья, было очевидно, что он одинок, что рэктамские придворные презирают его. Только когда ему разрешили отправиться в море, он изведал немного счастья благодаря нескольким старым капитанам пиратских кораблей, которым удалось избежать свирепой расправы королевы-регентши и которые оставались его верными друзьями. На море его тело калеки окрепло, и он чувствовал себя королем, а не беспомощным мальчишкой.
Когда Ледавардис наконец покинул якорный трюм, Ники и Джен признались друг другу, что напрасно называли его уродом. Но маленький Толо передразнивал странную походку горбуна, корчил гримасы, потешаясь над его уродством, и называл его нытиком и трусом, заявляя, что Ледавардис — не настоящий пират.
Джен открыла мешочек с провизией:
— Кого это волнует? Только его. Как любезно было с его стороны принести нам еду!
— Может быть, она отравлена,— скорчив рожу, сказал Толо.— Я не доверяю этому противному горбатому карлику.
Ники вытащил салфетку с завернутой в нее дичью, развернул и принюхался.
— Нет, вид вполне съедобный.— Он расстелил салфетку вместо скатерти на грязном полу и положил на нее еду.— Да, странно, что Ледавардис посетил нас, но еще более странно, что он так разоткровенничался.— Он взглянул на сестру, которая все еще держала в руках пустой мешок.— Что ты об этом думаешь?
— Я... я думаю, что король Ледавардис очень несчастлив, вот и все,— сказала она.
Ники руками разорвал птичье мясо и разделил его поровну. Все трое принялись за еду.