Черный легион
Шрифт:
Какое-то время Курбатов, высовываясь из двери, а Тир-бах — из окна, напряженно ждали, чем закончится эта вылазка подъесаула в тыл. Оправдывая их самые мрачные предчувствия, она закончилась тем, что Тирбах увидел: что-то крича от страха, красноармеец спрыгнул с медленно идущего под гору поезда, упал, но тотчас же подхватился и еще бежал и что-то кричал вслед поезду.
Кульчицкий несколько раз выстрелил в него из пистолета, но промахнулся. В вагон к Курбатову он вернулся мрачным, с рассеченной скулой. Куда больнее этой ссадины досаждала ему саркастическая улыбка фон Тирбаха.
— Он ушел, звоны святой Бригитты, — мрачно доложил князю.
Ни Курбатов, ни Тирбах не проронили ни слова. Остальные диверсанты угрюмо ждали реакции командира. Некоторые из них в душе даже радовались, что заносчивый шляхтич Кульчицкий оказался поверженным.
— Он, видимо, услышал шум схватки в вагоне. Или просто заподозрил что-то неладное, — нервно объяснял подъесаул. — Во всяком случае ждал меня. Чуть не пропорол штыком. Хорошо еще, что не пальнул.
— Зато вы пальнули дважды, — напомнил Власевич, избавляя Тирбаха от необходимости выступать в качестве свидетеля. — И оба мимо. Теперь этот ублюдок доберется до ближайшей станции, откуда сразу же свяжутся с Иркутском. А ждать нас будут на подходе к городу.
— Как бы там ни было, мы должны исходить из того, что он ушел, звоны святой Бригитты, — захватив пальцами щеку, Кульчицкий сжал ее с такой силой, что, казалось, готов вырвать весь рассеченный кусок тела.
— Успокоились, господа легионеры, — вмешался Курбатов. — Успокоились. Быстро выбрасывайте тела убитых. Пока что будем готовиться к визиту красных, находящихся в пггаб-ном вагоне. Не думаю, чтобы там не расслышали крик беглеца и пистолетных выстрелов.
Ему молча повиновались.
И летели в придорожные каменистые россыпи тела убиенных, и медленно двигался по прибайкальской тайге мятежный эшелон, увозя в замогильность ночи кровь и ненависть единоверцев.
33
— Это совершенно естественно, что вы обратились именно ко мне. — Небольшой старинный парк, окружавший еще более старинный особняк в деревне неподалеку от Берлина, навевал ностальгические мысли о вечности германского духа и святости его традиций. Тем более что сам престарелый фельдмаршал фон Витцлебен являлся живым воплощением этого духа и традиций. — Когда придет день великого очищения Германии от скверны пивных погребков, кто способен с такой воинской святостью объединить разбросанные по всей Европе силы вермахта?
— Вы абсолютно правы.
Ольбрихт прибыл на загородную виллу фельдмаршала в новом, идеально подогнанном, отутюженном генеральском мундире, и теперь чувствовал свое явное превосходство перед по-домашнему — в серую рубашку и широкие обвисающие брюки — одетым фельдмаршалом. Он всегда считал, что офицер не должен показываться где-либо за пределами своей спальни вне мундира. Это размагничивает его самого и разрушает в глазах окружающих за столетия устоявшийся образ прусского офицера. Внешний вид престарелого отставного фельдмаршала Витцлебена был ярчайшим подтверждением этой изысканно-штабной мысли.
— Нет, я не к тому, что говорю о себе, — величественно жестикулировал Витцлебен, стоя над миниатюрным прудом, берега которого были усеяны невесть откуда завезенными сюда коричневато-бурыми камнями, зарождавшимися где-то на берегах нордических морей. — Но фельдмаршал фон Витцлебен… Нуждается ли это имя в каких-либо рекомендациях? И найдется ли в штабе не то что дивизии — самого захудалого отдельного батальона, офицер, которому это имя ничего бы не говорило?
Витцлебен произносил это, не глядя на Ольбрихта. Его старомодное пенсне, доставшееся ему еще, очевидно, от отца или деда, было устремлено куда-то к верхушкам деревьев, в поднебесье. Казалось, фельдмаршал совершенно не заинтересован в Ольбрихте как в собеседнике. Наоборот, изрекаемые им слова были настолько интимно-возвышенными и беспардонно-напыщенными, что присутствие рядом кого бы то ни было выглядело просто-таки неуместным.
Но по существу фельдмаршал все же был прав. Никто в Германии не мог отрицать, что Витцлебен является одним из создателей вермахта, его духовных и командно-штабных вождей. Что, воссоздавая германскую армию образца двадцатого столетия, он сделал все от него зависящее, дабы, вооружаясь «танковыми клиньями», супердальнобойными орудиями и «мессершмитами» воинство рейха смогло воссоединить их с рыцарским духом тевтонцев, традициями старых прусских казарм и саксонского боевого искусства. Ибо никто не может отрицать того, чего не способна отрицать сама История.
Когда весной 1940 года Гитлер возложил на Витцлебена командование войсками, которые должны были войти в Париж, а также присоединить к рейху Бельгию и Голландию, — это воспринималось не просто как назначение, а как дань справедливости.
Ольбрихт не высказал всего этого вслух. Но, заявив фельдмаршалу, что, отдавая ему пост главнокомандующего, они учитывали благоприятный резонанс, который это вызовет среди генералитета, по существу, подвел итог своим размышлениям.
— Само собой разумеется, я совершенно по-иному относился бы к вашему предложению, если бы на посту главнокомандующего вооруженными силами германской армии находился фельдмаршал фон Браухич или, на худой конец, генерал фон Фрич [18] — решил до конца оставаться предельно корректным по бтношению к своим мыслимым конкурентам Витцлебен. — Но когда в роли главнокомандующего выступает этот ефрейторишко, да-да, я могу бросить ему это в лицо!..
18
Фельдмаршал Вальтер фон Браухич в 1938 году сменил на посту главнокомандующего вооруженными силами генерала фон Фрича, отправленного в отставку после инспирированного «суда чести» над ним, на котором фон Фрич был ложно обвинен в преступлении против морали, а проще говоря, в гомосексуализме. Но вскоре и фон Браухич тоже был отстранен от командования, что позволило Гитлеру объявить главнокомандующим германской армией самого себя.
— У вас еще появится такая возможность, — заверил его генерал. Зная Витцлебена, Ольбрихт мог поклясться, что, увидев перед собой фюрера, тот задрожал бы от страха. Но сейчас не время выяснять истинность слов. Важны были слова как таковые.
Камни напоминали силуэты отдыхавших на берегу викингов. Их кожаные одежды ожесточились под солеными ветрами странствий, а души окаменели от жестокости их мужества.
— Уверен, у вас нет сомнений в том, что большинство крупных поражений на фронтах, особенно на Восточном, кроется в грубых тактических и стратегических просчетах фюрера.
— Но главный просчет заключается в его стремлении вмешиваться в ход операций, не позволяя командующим армий действовать, сообразуясь с реальной обстановкой на том или ином участке, — поддержал его Ольбрихт. Фельдмаршал должен был почувствовать, что вступает в общество единомышленников.
Но реакция Витцлебена оказалась непрогнозируемой. Вместо того чтобы поддержать и развить мысль генерала, он вдруг недоверчиво покосился на него.
— Так что это вы такое организовали, генерал? Новую фронду? Масонскую ложу, состоящую исключительно из генералитета? Вицмундирный парламент?