Черный Лев
Шрифт:
Она закрыла руками лицо, не в силах успокоиться. Худенькие плечи истерически тряслись. Он пришел. И что бы при этом ни сказал, что бы ни сделал, она все простит, потому что он явился за ней!
Элис коснулась ее плеча и вопросительно подняла брови.
Лайонин торопливо огляделась, хоть и знала, что Ранул-фа уже нет в замке.
– Далеко еще до обеда, Элис? Я страшно проголодалась! – прошептала она, ослепительно улыбаясь служанке.
Элис расплылась в улыбке, радуясь голоду хозяйки: та, по ее мнению, почти ничего не
Предвкушение встречи помогло ей высидеть весь ужин. Но по мере того как текло время, она все яснее сознавала, какая опасность грозит мужу. Ее трясло при мысли о том, как дерзко он ступил в зал, где находились хорошо знавшие его люди!
– Замерзла? – осведомилась леди Маргарет и, дождавшись, пока Лайонин покачает головой, заметила: – Надеюсь, это не роды начались? Я еще не готова быть повивальной бабкой.
– Нет, еще рано. Я просто устала носить столь тяжкое бремя. Пожалуй, мне стоит подняться к себе.
Она встала из-за стола. Элис пошла следом.
Только оказавшись в спальне, Лайонин дала волю страхам и бессильно опустилась на стул у очага. Элис с тревогой смотрела на нее, и Лайонин тщетно пыталась ее успокоить. Она не рассказала о появлении Ранулфа: эта тайна слишком опасна, чтобы доверить ее даже другу.
Она легла в постель раньше обычного в надежде, что во сне позабудет о тревогах. Элис, по ее настоянию, отправилась в деревню навестить мать и провести ночь рядом с больной. Но сон никак к ней не шел. Наконец она задремала и очнулась, когда чья-то ладонь зажала ей рот. Лайонин принялась отчаянно вырываться, царапаясь и брыкаясь.
– Успокойся, моя Львица. Не нужно сдирать с моей руки остатки кожи. Ты еще помнишь меня?
Лайонин замерла, глядя в нежные глаза Ранулфа. Он отнял руку.
– Ты меня узнала? Прошло столько времени! Я боялся, а вдруг ты…
Он осекся, увидев, что Лайонин плачет. Откинул одеяла, быстро лег рядом и обнял ее.
Она долго рыдала, всхлипывая и сердито вытирая глаза, прежде чем успокоилась и положила голову на плечо мужа.
– Насколько я понял, ты рада снова увидеть меня? – беспечно спросил он, но хриплый голос подозрительно прерывался. Он провел ладонью по ее телу: плечу, руке, твердому, вздымающемуся холму живота, лаская, ощущая слабые толчки младенца. Оба, счастливые, молчали.
Все еще продолжая властно обнимать ее, он проворчал:
– Ты так растолстела, что я едва тебя узнал.
– Это все младенец. А в остальном я та же, – шмыгнула она носом.
– Ты просто не видела себя сзади. И ходишь, как утка, переваливаясь с боку на бок. Даже ступни вывернуты наружу. Они, случайно, не стали оранжевыми?
– Ранулф! Как ты можешь! Тебе следовало бы сказать, что я прекрасна, когда ношу твоего ребенка, а не расписывать мое уродство!
Ранулф повернул к себе ее лицо.
– Ты поистине прекрасна, –
Лайонин улыбнулась. Слезы высохли как по волшебству. Прижавшись к нему, она спросила:
– Что ты думаешь об утке, в которую меня превратил? И, не дожидаясь ответа, накрыла его руку своей. Резкий толчок ребенка отдался в обеих ладонях.
– Это дитя?
– Да, – кивнула она.
Ранулф буквально раздулся от гордости.
– Значит, он крепкий и сильный.
– Уверена, что он родится с копьем в одной руке и мечом в другой, – съязвила она.
– Надеюсь, что у него хватит ума не делать этого и пожалеть свою матушку. Вижу, ты не изменилась. Все столь же дерзка.
– Значит, ты помнишь меня?
– С таким же успехом я мог бы забыть о существовании своей… правой ноги.
– Ну вот, теперь меня сравнивают с ногой! До чего же ты неромантичен!
– И ты еще смеешь попрекать меня? Взгляни на мою одежду! Эта жуткая шерсть растерла мне кожу, как ни одна кольчуга! Пришлось даже колоть дрова, чтобы оказаться к тебе поближе! Романтика! Ха! Я прошел через ад, чтобы быть с тобой!
– Ранулф, милый мой. Прости, что так сильно огорчила тебя. Это я во всем виновата!
– Только не плачь! Влажная шерсть еще больше царапается, а от вони я почти ослеп. И спорить не стану, ты виновата, и я требую сказать, почему я так жестоко покинут. Ты постоянно укоряешь меня в невежестве, но мне в голову бы не пришло выкинуть такую глупость.
– Я не упрекала тебя в невежестве, – оправдывалась она.
– Не увертывайся. Говори, почему оставила мужа!
– Ранулф, сейчас не время. Ты должен уйти, пока они не застали тебя здесь. Элис часто рассказывает об их жестокости!
– Ба! – отмахнулся он. – Что они такое? Небольшая разминка перед ужином! И как может Элис что-то рассказать? Она же немая!
– Вижу, ты слишком много знаешь. Почему бы тебе не поцеловать меня еще раз!
– Нет! – буркнул Ранулф, вновь укладывая ее голову себе на плечо. – Не стану драться из-за тебя со своим сыном. И мы оба будем в тебе, но только по очереди.
– Ранулф! – возмутилась она грубостью мужа, но тут же не выдержала и засмеялась.
– А теперь объясни, почему ты меня покинула.
– Ты ужасно настойчив! Боюсь, что моя кожа уже никогда не будет прежней, а живот так и останется растянутым и в складках.
– Он всегда будет наполнен моими дочерьми, Лайонин! Говори!
Ей пришлось смириться.
– Я думала, ты женишься на Амисии. Она сказала…
– Знаю. Ходдер обо всем поведал. Но почему ты поверила этой женщине, а не своему мужу?!
– Я верила тебе, но мужчины всегда изменяют женам.
– Неужели?! Ты точно это знаешь? А если и так, они обязательно бросают жен и женятся на любовницах?