Чёрный листок над пепельницей
Шрифт:
— Вот-вот, это уже мнение. И, скажем, если бы вас пригласили в суд…
— Но меня не пригласили! — Ночная Смена подчёркнуто зевнул и взялся за ручку двери.
— Ещё буквально одна минута, и я вас отпущу спать. В некрологе есть стихотворение, из которого я понял, что Эмилия утонула, правильно?
— Да, в море. Мать её была уже в тюрьме.
— Значит, хоть в этом судьба пожалела её — она не увидела тела дочери…
— Никто его не увидел.
Так мы добрались до того, что, мне показалось, может быть самым существенным: труп Эмилии не был найден. Я даже вздрогнул, когда Ночная Смена сказал мне об этом. Но только я приготовился выжать из него ещё кое-какие подробности, как он довольно резко оборвал меня: «Спросите
— А сейчас, — закончил он не без злорадства, — Стаматовы на курорте в Чехии и не писали, — он выделил эти слова, — когда вернутся.
— Кто же позаботился о некрологах? — я здорово научился изображать ничего не ведающее нахальство. Мне просто необходимо было узнать хоть что-нибудь ещё, ну, например, о родственниках, о близких и друзьях несчастной семьи. Но не тут-то было!
— Хм, когда дело доходит до некрологов, тут мы все легки на подъём… — с этими словами Ночная Смена схватил котёнка, вошёл в квартиру и захлопнул дверь перед моим носом.
— Хочешь ещё кофе? — предложил Цыплёнок. Было ясно — ему что-то пришло в голову.
— Спасибо, товарищ майор. Я наконец-то завершил свой длинный рассказ. Наверно, утомил вас? Вообще-то мне хотелось ещё поговорить с жильцами первого этажа, потом заехать к пловдивским коллегам из криминального отдела милиции [2] , но…
— Но мне необходим ещё кофе! — Цыплёнок оглянулся и махнул рукой официантке.
— Но мне всё вдруг опротивело… — грустно сказал Гео. — Может быть, потому что я с детства не выносил, когда ругают кого-то. А на первом этаже именно так и было. Ведро уже не стояло здесь, дверь в квартиру оказалась широко распахнута, и оттуда неслось: «Какого чёрта ты тут мотаешься у меня под ногами, еле поворачиваешься! Ты что, думаешь, я двужильная, а? Как тресну сейчас, тогда узнаешь!..» До сих пор у меня уши болят от этого крика. Что касается чёрного хода — через него можно попасть прямо на соседнюю улочку. Конечно, это очень удобный способ избавиться от назойливого ухажёра… Да, мне всё вдруг опротивило, — тихо повторил Гео, — и я решил, что это сходство — плод моего больного воображения. В общем, никакой милиции, никакого отеля «Тримонциум», где я раньше решил переночевать, чтобы наутро взяться за это дело со свежими силами… А теперь жалею. Надо было остаться. Ну хорошо, коллеги могли посмеяться надо мной, могли даже подумать, что я слегка свихнулся и гоняюсь за привидениями, но по крайней мере у меня самого совесть была бы чиста. — Гео уставился в одну точку на стене. Видно было, что рассказ утомил его. — Я всё вспоминаю её глаза. И на отдыхе не мог бы найти себе места…
2
В Болгарии отдел милиции, занимающийся уголовными делами (по-нашему — уголовный розыск), называется криминальным.
Обычно, когда Гео Филипов о чем-нибудь рассказывал своему начальнику, тот не только молча внимательно слушал, но буквально впивался в каждое его слово, а потом подводил итоги всем соображениям, возникавшим по ходу рассказа. В этот раз Цыплёнок тоже слушал внимательно и даже вставлял какие-то реплики, что с ним бывало не так уж часто, но с выводами не торопился. Его осторожность была понятна: независимо от его доброго и уважительного отношения к младшему товарищу, способному криминалисту, то, что рассказал Гео, весьма походило на мистику.
— Ну допустим, — в раздумье, как бы нащупывая твёрдую почву, начал майор, — ты не ошибся: Эмилия на некрологе и «твоя» живая девушка похожи как две капли воды. Естественно возникает вопрос: имеет ли живая что-либо общее с той, из небытия? И ещё: что нужно было «твоей» девушке в доме на Леонардо да Винчи? Она вошла, вернее, судя по твоему рассказу, вбежала туда случайно или-с определённой целью? Куда она исчезла, если действительно исчезла? А если предположить, что она не исчезала? Мне кажется маловероятным, — что ты напугал её, хотя ты так старательно убеждал меня в этом. Что-то не очень ты похож на Дон-Жуана…
— Так вы считаете, — поспешил Гео, будто не замечая иронии майора насчёт его донжуанских, возможностей, — вы считаете, что она всё время была в квартире с некрологом?
— А почему бы и нет?
— И у неё были причины не открывать?
— Именно так. Удивительно, что тебе это не пришло в голову.
— Приходило, приходило. Но эта мысль казалась мне просто невероятной.
— Ну хватит об этой девушке. Поговорим о другой — об Эмилии. Значит, она единственная дочь. Родители разводятся, мать и дочь остаются вместе, отец уезжает на работу в Алжир. Потом мать попадает в тюрьму, и там получает страшную весть. Она не присутствует на похоронах, даже если бы её и пустили, потому что труп не найден. Но вот что интересно: после ареста матери Эмилия одна жила в квартире или её приютили какие-нибудь родственники, которые, может быть, захотели заменить ей родителей? И как она поехала на море — одна или с кем-то? На какие деньги? Был ли кто-нибудь с ней рядом, когда она утонула? И вообще, что она за девушка — серьёзная или вертихвостка какая-нибудь?
— Я понимаю вас, — Гео опустил голову. — Вы не зря меня упрекаете. Я действительно виноват… Но если вы решили, давайте займёмся дёлом серьёзно.
— Займёмся? — Цыплёнок громко рассмеялся, и напряжение наконец разрядилось. — Тогда попроси у генерала, чтобы он и мне дал отпуск!
— Значит, «выхожу один я на дорогу», как сказано у Лермонтова…
— Единственное, что я могу для тебя сделать, — это позвонить начальнику криминального отдела в Пловдиве, он мой друг.
— Не так уж много…
— Хорошо, буду сам время от времени интересоваться твоими достижениями.
Гена, супруга Гео Филипова, была, в отличие от мужа, женщина полная, чуть рыхлая, однако ещё достаточно привлекательная. Зная это, она держалась с мужем требовательно и покровительственно. У них был пятилетний сынишка Гошо, из-за которого Гена осталась в Софии и Гео вынужден был один отправиться на море (доктора нашли у мальчика что-то вроде ревматизма).
— Это он вытащил тебя из Созополя — Цыплёнок, да? — Гена на самом деле очень радовалась возвращению мужа, но оставить ехидный тон было выше её сил.
— Нет, я сам захотел вернуться. — Гео ясно сознавал, что, пока жена не узнает всего, что ей требуется, она не оставит его в покое.
Выслушав краткое изложение пловдивской истории, Гена зашумела:
— С ума сошёл! Ты что, посмешищем стать хочешь?
— Я очень прошу тебя — никому ни слова, — взмолился Гео. — Будем знать только мы трое — я, ты и Цыплёнок. Потому что посторонние и вправду могут подумать, что мне солнце в голову ударило… — и улыбнулся своей обычной непринуждённо-спокойной улыбкой, бесившей самых уравновешенных собеседников.
Дом, где они жили, был очень похож на тот, в Пловдиве. Квартира — тоже на третьем этаже — состояла из одной комнаты и холла, который мог сойти и за вторую комнату; окна выходили на маленькую улочку, невероятно напоминавшую облепленную некрологами улицу Леонардо да Винчи.
На следующий день Гео уже полностью был похож на себя: свежевыбрит, отутюжен, рубашка сияет чистотой, выражение лица невозмутимо-доброжелательное — никаким рентгеном не высветить, что у него на душе. Он набрал номер домашнего телефона Цыплёнка и тут же услышал его высокий голос.