Черный паук
Шрифт:
Сержанта сожрали не то что с костями, а, как говорится, со всем дерьмом. В разгар работы московской комиссии появился Ямщиков в своем бомжовском наряде и устроил красному от переживаний сержанту классическую очную ставку с самим собой. В два счета он его расколол, заставил признаться в отъеме денег и морально отхлестал, как паршивого щенка. Правда, сам в краже пистолета не признался, не дурак. Потом его "нашел", сдал и был отмечен в приказе благодарностью и премией.
Как ни странно, но, несмотря на все эти художества, пэпээсники его любили. Многие благодаря ему получали премии, пощрения от начальства и повышение в звании. Щедрому Петровичу ничего не стоило тормознуть патрульную
Большинство экипажей патрульных машин знало его в лицо и было готово сойти с маршрута, чтобы подвезти капитана в нужном ему направлении. Правда, он никогда этим не злоупотреблял. Если просил о чем-то, значит, нужно позарез.
Ему было лет тридцать пять. Говорили, что он розыскник от бога, талант. Сам он на вопрос: почему ты здесь работаешь?
– отвечал: "Призвание, понимаешь. Ни к чему иному душа не лежит. Люблю я это дело - жуликов ловить." Многие, кто пришел в органы одновременно с ним, успел сделать карьеру. Не то что в майоры, в полковники вышли. Когда на исходе перестройки люди побежали из милиции в бизнес, в частные охранные агентства, в начальники службы безопасности банков и богатых фирм, Ямщиков продолжал тянуть лямку за копеечную зарплату и почти не поднялся в должности. Это казалось странным, поскольку вакансий открывалось много.
Люди быстро выходили в начальники, получали квартиры и увольнялись. Из бывших следователей выходили ушлые адвокаты, умеющие мастерски развалить уголовное дело. Иногда они по старой памяти обращались к Ямщикову за помощью, он спрашивал: "Это ты о ком, вот об этом бандите? Как же, помню, только вот деньги мне не нужны, я ведь не ты. Слушай, а пусть он мне свою братву чистосердечно сдаст, а я помогу ему минимальный срок получить." О нем с презрением говорили - патологически честный. Он пожимал плечами: если обворовывать близких друзей и родных братьев стало нормой, значит, патология. Что ж, придется жить таким уродом среди вас, правильных.
Ему, похоже, нравилось ходить по лезвию ножа. Все удивлялись, как он с таким независимым характером до сих пор жив и не в тюрьме. Поскольку любой милиционер неизбежно допускает какие-то превышения, незаконные действия или действия, которые легко истолковываются как незаконные, и вообще - был бы человек, а дело пришьется, таких неудобных и шибко честных просто сажали. Даже если не удавалось слепить дельце и дать срок, год-полтора в камере наводили на правильные мысли. Даже восстановленный в звании и должности, такой человек обычно сразу подавал рапорт об увольнении.
А Ямщиков знал границу в отношениях с начальством, за которую переступать нежелательно, на открытый конфликт не шел. Не мог прямо, действовал из-за угла. "Министр внутренних дел сказал, что мы ведем непримиримую войну с преступностью, правильно?
– спрашивал Ямщиков и сам же отвечал: - Разумеется. А на войне все средства хороши." И еще: он никогда никого из друзей не предал, не подставил, не обманул.
Вызывая его на разговор, Виолетта была уверена - капитан не побежит стучать по начальству, не использует информацию в своих интересах. А ей нужны были его советы и помощь.
– Ты сколько у нас работаешь? Год?
– Капитан, похоже, не принял её рассказ всерьез.
– Это у тебя ещё институтская романтика не выветрилась. С твоими материалами не то что к прокурору, к моему начальству соваться бессмысленно. Сплошные версии, а доказательств - пшик! Я, когда только работать в угрозыске начал, тоже все мечтал какое-нибудь каверзное дело раскрутить,
– Ты и сейчас как заеденный, - рассердилась Виолетта.
– Без тебя обойдусь.
– Да брось ты эту самодеятельность!
– тоже рассердился Ямщиков.
– У тебя что, дел на расследовании меньше, чем у других?
Не попрощавшись, Виолетта развернулась на высоких каблуках и ушла из кабинета, гордо вскинув голову. Капитан тяжко вздохнул и сокрушенно покачал головой. Похоже, ему не удалось отговорить молодого коллегу от авантюрных замыслов и несерьезных затей.
А Водянкина решила лично заглянуть на лесоторговую базу, осмотреться на месте и попытаться просчитать действия Славки. Его способности и возможности она отлично представляла. Никакой опасности для себя в этом визите Виолетта не усматривала, здраво полагая, что если на воротах базы висит огромный рекламный щит, приглашающий зайти и купить стройматериалы, автозапчасти и прочие товары, то можно вполне сойти за покупательницу.
Вначале все шло именно так, как она наметила. На территории базы высились штабеля досок и бруса, образцы срубов и садовых домиков. Под навесом стояли оконные и дверные блоки, пакеты разнопрофильных дощечек и точеных балясин. Людей было немного, поскольку строительный сезон заканчивался, наступало зимнее затишье. Тем не менее пара грузовиков стояла под погрузкой, и пожилой мужчина приспосабливал на маленький прицеп к "москвичу" квадратные листы фанеры, которые никак туда не умещались.
Кроме различной столярки, на базе можно было купить обои, краску, стиральный порошок, эмалированные кастрюли и прочие хозтовары. Виолетта заглянула в ангар с дерево-обрабатывающими станками, где пахло смолистыми опилками и сырым прогорклым деревом. В конторе взяла прайс-листы, расценки на перевозку продукции, погрузы-разгрузы и плотницкие работы. И, словно заблудившись, сунулась в ещё одно здание явно производственного назначения. Поднявшись на невысокое бетонное крылечко, потянула тяжеленную железную дверь, к тому же притянутую пружиной, и вошла в широкий коридор, слабо освещенный редкими лампочками. Здесь Виолетта нос к носу столкнулась с Белым. Тот, казалось, специально её ждал.
– Проходите, девушка, будьте как дома, - он широко улыбнулся, но в глазах стояло торжество волка, загнавшего в угол овечку.
– Ой, я, кажется, не туда попала, - Виолетта попыталась снова выйти на улицу.
– Туда, туда, - успокоил её Белый и с лязгом задвинул огромный засов на стальной двери.
– Выпусти меня!
– гневно воскликнула Виолетта, пытаясь отстранить его с пути.
– Еще чего!
– осклабился бандит и вдруг резким движением перехватил её руку и завернул за спину.
Виолетта громко вскрикнула от боли. Она замерла в глупой и неудобной позе: согнувшись, с задранной рукой, толстая коса упала и свесилась чуть не до грязного бетонного пола. Невозможно было не то что освободиться, даже пошевелиться.
– Отпусти, дрянь, - пропищала Виолетта сдавленным голосом, - я следователь. Слышишь?
И она вдруг взвизгнула, как девчонка, которая увидела мышь. Белый снизу ударил её по лицу тыльной стороной ладони - сильно и резко. Виолетте показалось, что у неё остановилось дыхание, и она сразу замолчала. От сильной боли глаза заволокло слезами. Нос и губы, казалось, тут же распухли во все лицо. Слюна во рту сделалась соленой. Ноющая горячая боль сменила короткий миг онемелого холода. Быстрые капли посыпались на пол, кровавые брызги раскатились пыльными шариками. От ужаса Виолетта перестала дышать. Она поняла, что попала в лапы палача, не знающего жалости. Куда-то сразу подевались воля и силы, она больше не сопротивлялась.