Черный смерч
Шрифт:
– Кто вы и по какому делу?
– раздался в трубке зычный голос привычного оратора.
Узнав, что с ним хотят говорить по личному делу, Пат Рушпет долго расспрашивал Дрэйка, стараясь выведать, чего от него хотят, и, не добившись толку, отказал.
– Какой же вы общественник,- издевался Дрэйк,- если к вам труднее попасть на прием, чем к папе римскому! Чего вы боитесь?
– Моя популярность среди рабочих,- сказал Пат Рушпет,- делает меня ненавистным для некоторых. Я знаю многих, кто хотел бы от меня избавиться. Я возглавляю борьбу масс. Я не какой-нибудь красный. Понятно?
–
– сказал Дрэйк.
– Бру?
– закричал голос в трубке.- Бру? Да ведь Бру давно похоронен!
– Но у него есть наследники.
– Не знаю никаких наследников...
– Зато они вас знают... и хорошо... Значит, война?
– спросил Дрэйк.
Последовало длительное молчание.
– Приходите в семь вечера ко мне домой,- ответил недовольный голос.
6
В назначенный час Дрэйк был у Пата Рушпета.
Красивое, дородное лицо, большой лоб, широко открытые, большие серые глаза и все черты Пата Рушпета выражали благородство и честность. Он стоял перед Дрэйком, большой, широкоплечий, энергично жестикулируя руками, и говорил так, как будто говорил перед широкой аудиторией. Он не соглашался платить гангстерам и в заключение сказал:
– И вот гангстеры приходят ко мне, они требуют деньги - с меня, профсоюзного деятеля, деньги! Но что я имею? Небольшое жалованье! Что такое жалованье? Тысячи несчастных бедняков-рабочих собирают свои гроши, отрывая от полуголодных детей, дают мне через профсоюзную кассу и говорят: "Пат Рушпет, ты один из чисто американских профсоюзных боссов, ты лучше тех, кто организует стачки, ты умеешь ладить с заводчиками! Возьми часть того, что мы заработали потом и кровью, возьми, наш вождь, наши взносы, удели часть себе за свою адскую работу и сделай нас людьми. Добейся у хищников-капиталистов хотя бы нормальных условий труда и оплаты". И я борюсь за них, за рабочих, не жалея жизни. Не гроши бедняков, а их страдания воодушевляют меня на борьбу. Я хочу, чтобы американцы были первыми.
Услышав смешок Дрэйка, Рушпет на минуту опешил, но потом закричал:
– А вы, вы, гангстеры, хотите урвать у меня, у моих детей то, что рабочие дали мне! Вы...
– Довольно!
– зло сказал Дрэйк,- Я не за тем пришел, чтобы слушать ваши басни!
– Он встал так стремительно, что стул опрокинулся.- Я не мальчик, каким вы меня считаете! Сколько вы получаете жалованья за профработу? Сколько вы платили Черному Бру?
Рушпет замялся.
– Я подскажу вам: Черному Бру вы платили десять тысяч. А за последние шесть лет не платили ничего. Так? Ну?
Рушпет молчал.
– А откуда вы их брали, десять тысяч, для Бру, если зарабатывали десять тысяч в год?
– Я работал. Я дополнительно зарабатывал статьями, докладами. Я платил эти деньги Бру, но я и моя семья голодали... Да, мистер, голодали!..
– Вы не станете отрицать, что в это же время вы себе купили дорогой автомобиль?
– Мне его подарили.
– А дача в Палм-Бич?
Рушпет испуганно посмотрел на Дрэйка.
– Она не моя,- тихо сказал он.
– Вы хотите сказать, что так как профсоюзному деятелю неудобно покупать роскошный автомобиль - как бы чего не подумали рабочие,- то он просит друзей разыграть фарс подарка. А дачу в Палм-Бич покупает за свои деньги на имя отца жены и заставляет его подарить жене. Итак, сколько вы заработали за эти два года?
– Ну, тысяч... За два года?.. Тысяч... тридцать.
– Вы врете, великий Пат Рушпет... Можете своей благообразной личностью и болтовней обманывать доверчивых рабочих, но меня не проведете, я вас знаю. Уплатите нам сейчас же шестьдесят тысяч долларов и в дальнейшем каждое первое декабря вносите по десяти.
– Убейте, у меня нет таких денег!
– А если я вам докажу, что вы заработали больше тридцати тысяч долларов за два года, вы заплатите? О, неподкупный Пат Рушпет!
Дрэйк встал и заходил по комнате, чувствуя себя Наполеоном. Он заучил факты, собранные рабочими, и будет цитировать их на память, но есть еще и фото...
– Но я бедняк, бедняк!
– твердил Рушпет.
– Сколько вы получили за срыв стачки на заводах Ридерса?
– спросил Дрэйк.
– Я? Клевета! Я боролся!
– Да, вы чисто работаете под "папашу" рабочих.- Дрэйк вдруг разозлился и сердито закричал: - Только благодаря махинациям ты, Пат, ловко сумел продавать рабочих оптом и в розницу и нажил на этом бизнесе пятьдесят тысяч! Брось разыгрывать передо мной наивного! Не на того напал. Сам такой, и меня не проведешь. Где у тебя счетная машинка? Крути пятьдесят тысяч!
– Но это ложь!
– Я ведь не засчитываю те тысячи, которые ты получил за предательство в профсоюзе "индустриальных рабочих мира" много лет назад.
– Что вы болтаете!
– испуганно воскликнул Рушпет.
– Ты сговорился с заводчиками и убил полисмена. Это дало властям случай разогнать забастовку. На суде ты свалил это убийство на рабочего. Чистая работа!
– Чего вы от меня хотите?
– Клади на счетной машинке пятьдесят тысяч. Вот...- и Дрэйк вынул из портфеля и бросил на стол пакет,- вот фотография твоей расписки в получении пятидесяти тысяч.
– Подделка!
– закричал Пат Рушпет, держа в дрожащей руке фотографию.
– А вот фотодокумент.- И Дрэйк бросил на стол фото.- Ты получаешь деньги от Ридерса.
Рушпет вне себя схватил фотографию.
– Ничего не понимаю,- сказал он,- ничего!
– За поставку штрейкбрехеров во время забастовки на военных заводах и фабриках Армстронга ты получил по двадцать долларов с головы - сто тысяч долларов.
– Неправда...
– Сбрасываю двадцать тысяч твоим приспешникам. Щелкай восемьдесят тысяч.
– Но это много,- упавшим голосом сказал Рушпет и отложил на счетной машинке восемьдесят тысяч.
– За выдачу пяти рабочих - вожаков коммунистов - на заводе Шнеера, шестнадцати коммунистов на заводе Бимас, тридцати у Чаверса и за проданные фабрикантам забастовки рабочих, составление черных списков рабочих, для которых закрыт вход на все фабрики и заводы, за фальшивый материал для суда над коммунистами...
– Тсс...- прошептал Рушпет. Бледный и дрожащий, он подошел к дверям и прислушался, затем запахнул гардины на окнах. Челюсть у него тряслась, и он удерживал подбородок рукой, делая вид, что трет его по привычке.- Сколько?
– сердито крикнул он.