Черный став
Шрифт:
Не успел он это подумать, как из широкой черной двери сарая послышался протяжный жалобный крик, потом громкие стоны. Черная собака подняла морду и завыла протяжным и жалобным воем. Бурба сказал что-то работнику на пальцах — и тот пошел к сараю. Собака побежала за ним.
В сарае снова возобновились крики. Кричала как будто женщина и так, словно ее там больно били. Несколько раз она взвизгнула, как под ударами плети, потом испуганно застонала, точно ожидая новых ударов и, наконец, совсем замолкла…
Собака выбежала из сарая и понеслась к крыльцу, на котором
Глухо ворча, свирепый пес просунул в кусты оскаленную морду. Скрипица увидел, что у собаки глаза совсем не огненные и что это пес самый обыкновенный; но страх его от этого нисколько не уменьшился, потому что это был все же огромный, злой зверь, попасть в зубы которому было бы не особенно приятно.
Собака подняла оглушительный лай, стараясь схватить его то за полу свитки, то за сапог, увертываясь от смычка, которым испуганно размахивал Скрипица. Короткий, тоненький смычок — плохая защита от собак, и едва ли Скрипице удалось бы легко отделаться от этого зверя, если бы к нему не подошел сам Бурба.
— Ты что, дядько, тут делаешь? — спросил он сердито, отгоняя ногой собаку.
У Скрипицы от страха прыгали губы, и он с трудом пробормотал:
— То я так… Я ни… ничего…
Бурба подозрительно оглядел его.
— Что тебе нужно?
— То ж я, Скрипица!..
— Так что?
— От то ж я к твоей милости, пан Бурба! — уже осмелел Скрипица, снимая шапку и низко кланяясь. — Есть до тебя дело…
— Какое дело?
— Не можу я без тех чертовых песен! Так допекло, что хоть помирай!..
— Иди до дому, та выспись! — сердито сказал Бурба. — Чего тут пьяный шатаешься по дорогам!..
— От ж ей Богу, ни одной капельки во рту не было с той ночи, как пил твое чертово вино!.. А как же спать, когда в голове так и играет, так и играет! От, взял бы сейчас и сыграл — так нет же! Не дается, морочит бесовская сила! Такая чепуха выходит, что хоть плюнь! Аж за сердце берет, и не дай Боже! Даже до горилки никакого аппетита нема!..
Бурба пожал плечами.
— Сдурел ты, дядько! — сказал он, наклонив голову и как будто раздумывая о чем-то. — Не знаю, что тебе и сказать..
Скрипица снова снял шапку и низко поклонился.
— Сделай Божескую милость, пан Бурба, научи, а то совсем хоть в домовину!..
Бурба молчал, думая о чем-то, сурово нахмурив свои густые рыжие брови. Скрипица ждал, осторожно заглядывая за спину Бурбы, в раскрытую дверь хаты, освещенной внутри огоньком лампадки в красном стекле.
В хате у Бурбы было так чисто, словно у него была тут хозяйка, которая заботилась о порядке и уютности. Стены сплошь были закрыты картинами, изображающими Страшный суд с чертями, мучающими грешников, афонский монастырь с плавающими над ним в облаках ангелами и праведниками, пророка Даниила во рву со львами и потом — в огненной пещи, воскресение Лазаря и разные случаи из жизни святых и угодников. Красный угол был
Присутствие в хате такого множества икон и изображений святых смутило Скрипицу. Как же так? Разве может человек быть в связи с чертом, когда у него в хате — прямо как в церкви?.. Скрипица совсем упал духом. «Богов сколько понатыкано! — думал он. — Для черта и места нема!..»
Бурба, наконец, поднял голову и пристально посмотрел на Скрипицу.
— Ты сам, дядько, добре играешь! — сказал он, хитро посмеиваясь. — На что тебе моя музыка?..
— Добре та добре! — согласился Скрипица, смущенно разводя руками. — А не то. Уже ж я знаю…
В глазах у Бурбы засветился тусклый, зловещий огонек.
— Пускай будет по-твоему! — сказал он. — Посмотрим, что из того выйдет!..
Он повернулся и пошел через двор, к раскрытой двери сарая. Скрипица боязливо двинулся за ним.
Черная собака забежала вперед и прыгнула в дверь. Оттуда тотчас же послышался ее протяжный вой. Кто-то там откликнулся таким же долгим, за душу хватающим воем.
Скрипица со страхом попятился назад.
— Иди, не бойся! — сказал Бурба, сурово сдвинув брови…
IX
Дорога в «пекло»
В глубине сарая, в темноте, яростно рычала собака, и там слышались чьи-то сдавленные стоны. Бурба зажег о подошву сапога серник и засветил сальную свечку, которую подал ему работник, тотчас же скрывшийся в темноте.
Маленький тусклый огонек свечи озарил уголь сарая и в нем женщину, лежавшую прямо на голой земле. Ее платье было изорвано, плечи, руки, грудь обнажены и покрыты красными полосами, словно от ударов плетью. Уставившись сумасшедшими глазами на Бурбу, она приподнялась, подняла руки и с искаженным от ужаса лицом закричала:
— Ой, лышечко, боюсь! Ой, Боже мой милый!..
Собака, точно отвечая ей, глухо взвыла. Бурба спокойно посмотрел на женщину и погрозил ей пальцем. Та тотчас же съежилась и пугливо забилась в угол, глядя оттуда безумными, полными смертельной тоски и страха глазами.
— Свояченица моя, — объяснил Бурба Скрипице. — Скаженная…
Бурба уверенно шел в глубину сарая, а Скрипица, дрожавший от страха, уже подумывал о том, как бы ему поскорей уйти отсюда. Позади него шла черная собака, сторожившая каждое его движение; когда он оглядывался на дверь — собака глухо ворчала, скаля свои страшные зубы. О бегстве нечего было и думать…
Бурба вдруг стал спускаться в какую-то яму — сначала ушел в нее по пояс, потом по шею и наконец — совсем скрылся с головой. Скрипица увидел в яме ступени, которые вели в погреб. «Может, то дорога в самое пекло?» — со страхом подумал Скрипица. Снизу ему светил Бурба своей свечкой, стоя уже в самом низу лестницы.
В это время сумасшедшая женщина опять закричала из своего угла:
— Кровь! Кровь!.. Тату, мой тату!..
Бурба вздрогнул и невольным движением страха и отвращения стал тереть руку о полу свитки; заметив, что от Скрипицы не ускользнуло это движение, он со злостью сказал: