Черный столб. Сборник научно-фантастических повестей и рассказов
Шрифт:
— Правильно! — раздались выкрики.
— Ну его к дьяволу, давайте начинать работу!
— Не имеете права выгонять!
— Правильно, инженер!
— Тихо! — Кравцов выбросил вверх обе руки. — Говорю вам прямо: пока я руковожу этой сменой, никто здесь безнаказанно не оскорбит человека другой национальности. Всем понятно, что я сказал? Ну и все. Надевайте скафандры!
Чезаре подошел к Кравцову и, широко улыбаясь, похлопал его по плечу. Итальянцы, усталые и мокрые от пота, гуськом потянулись к выходу, они переговаривались на ходу, оживленно жестикулировали.
Кравцов велел ставить тали.
— Кто полезет вниз стропить листы настила? — спросил он.
— Давайте я полезу, — сразу отозвался Чулков.
Из полутьмы соседнего отсека вдруг снова возникла фигура итальянского инженера, за ним шли несколько монтажников.
— Алессандро, — сказал он, прыгнув на мостки к Кравцову. — Мои ребята решили еще немножко поработать. Мы расчистим там, внизу.
33
В адской духоте и сырости внутренних помещений плота — долгие пять часов. Гудящее пламя резаков, стук паровой лебедки, скрежет стальных листов, шипение сварки… Метр за метром — вперед! Уже немного метров осталось. Скоро замкнется кольцевой коридор, опояшет средний этаж плавучего острова по периметру. Облицовщики, идущие за монтажниками, покрывают стены и потолок коридора белым жаростойким пластиком, и уже электрики устанавливают блоки гигантского кольцевого сердечника…
Вперед, вперед, монтажники!
Под утро смена Кравцова возвращается на «Фукуока-мару». Сил хватает только на то, чтобы добраться до теплого дождика душа.
Теперь спать, спать. Но, видно, слишком велика усталость, а Кравцов, когда переутомится, долго не может уснуть. Он ворочается на узкой койке, пробует считать до ста, но сон нейдет. Перед глазами — жмурь не жмурь — торчат переплеты балок, в ушах гудит, поет пламя горелок. Ну что ты будешь делать!..
Он тянется к спичкам, зажигает керосиновую лампу. Почитать газеты?… Ага, вот что он сделает: допишет письмо!
«…Вчера не успел, заканчиваю сегодня. Ну и жизнь у нас пошла, Маринка! Причесаться — и то некогда. Уж больно надоело без электричества, вот мы и жмем что есть сил. Скоро уже, скоро!
Понимаешь, как только столб будет перерезан, магниты снова станут магнитами и турбогенераторы атомной станции дадут ток в обмотки возбудителей кольцевого сердечника. Комбинация наложенных полей мгновенно вступит во взаимодействие с полем столба, и он остановится.
Столб обладает чудовищной прочностью, но, по расчетам, его перережет направленный взрыв атомной бомбы. Помнишь, я тебе писал, как столб притянул и унес контейнер с прибором? Так вот…»
Осторожный стук в дверь. Просовывается голова Джима Паркинсона:
— Извините, сэр, но я увидел, что у вас горит свет…
— Заходите, Джим. Почему не спите?
— Да не спится после душа. И потом Флетчер не дает покоя.
— Флетчер? Что ему надо?
— Он просит не увольнять его, сэр. Все-таки нигде так не платят.
— Послушайте, Джим, я многое могу простить, но это…
— Понимаю. Вы за равенство и так далее. Он готов извиниться перед итальянским инженером.
— Хорошо, — устало говорит Кравцов, наконец-то ему захотелось спать, глаза просто слипаются. — Пусть завтра извинится перед всей итальянской сменой. В присутствии наших ребят.
— Я передам ему, — с некоторым сомнением в голосе отвечает Джим. — Ну, покойной ночи. — Он уходит.
Авторучка валится у Кравцова из руки. Он заставляет себя добраться до койки и засыпает мертвым сном.
34
Паровой кран снял с широкой палубы «Ивана Кулибина» последний блок кольцевого сердечника и, подержав его в воздухе, медленно опустил на баржу. Паровой катер поволок баржу к плоту.
Монтажники отдыхали, развалясь, где попало, на палубе «Кулибина», покуривали, говорили о своих делах. Как будто это был обычный день в длинной череде подобных ему.
А день был необычный. Ведь сегодня будет закончен монтаж кольцевого сердечника. Он опояшет электромагнитным поясом плот, его возбудители нацелятся на столб, готовые к штурму…
Вот и Морозов вышел из внутренних помещений на верхнюю палубу «Кулибина». С ним маленький Бернстайн, Брамулья в необъятном дождевике, несколько инженеров-электриков. Остановились на правом борту, ждут катера, чтобы идти на плот.
Кравцов бросил за борт окурок, подошел к Морозову.
— Виктор Константинович, я слышал, что завтра должны доставить «светлячка»?
«Светлячок» — так кто-то прозвал атомную бомбу направленного действия, которая перережет столб, и кличка прилипла к ней.
— Везут, — ответил Морозов. — Чуть ли не весь Совет Безопасности сопровождает ее, сердешную.
— Посмотреть бы на нее. Никогда не видал атомных бомб.
— И не увидите. Не ваше это дело.
— Конечно… Мое дело скважины бурить.
Морозов прищурил на Кравцова глаз.
— Вы что хотите от меня, Александр Витальевич?
— Ничего… — Кравцов отвел взгляд в сторону. — Чего мне хотеть? Поскорей бы закончить все — и домой…
— Э, нет. Вижу по вашему хитрому носу, что вы задумали нечто.
— Да нет же, Виктор Константинович…
— Так вот, голубчик, заранее говорю: не просите и не пытайтесь. Многие уже просились. Пуск будет поручен специалистам. Атомщикам. Понятно?
— Там специалистам и делать нечего. Включил часовой механизм и ступай себе, не торопясь, на катер…
— Все равно. Напрасно просите.
— А я не прошу… Только, по-моему, право на пуск имеют прежде всего те, кто нес на плоту последнюю вахту…
— Значит, право первооткрывателей?
— Допустим, так.
— Макферсон болен, остается Кравцов. Ловко придумали. — Морозов засмеялся, взглянул на часы. — Что это катер не идет?
Рядышком Али-Овсад беседовал с Брамульей, и на сей раз разговор их крутился не вокруг чая и блюда из бараньих кишок, а касался высокой материи. Чилиец мало что понимал из объяснений старого мастера, но для порядка кивал, поддакивал, пускал изо рта и носа клубы сигарного дыма.
— Чем вы озабочены, Али-Овсад? — спросил Морозов.