Черный столб. Сборник научно-фантастических повестей и рассказов
Шрифт:
На следующее утро его ждала идущая на Землю ракета, а на Земле — любая должность, какую он только пожелает. Но ракета ушла без Грега Уэнделла, отныне младшего диктора «Второй Релейной».
— Они решат, что я свихнулся, — сказал он, радостно улыбаясь. — Но на что мне сдалась вся их мышиная возня там, внизу? Отсюда я вижу вселенную, здесь могу вдыхать чистый от смога воздух, благодаря малому тяготению я чувствую себя Геркулесом, и мои бывшие жены, эти три душки, не смогут до меня добраться.
Грег послал воздушный поцелуй вслед уходящей ракете.
— До свидания, Земля! — крикнул он. — Я вернусь, как только начну тосковать по заторам на Бродвее и мглистым рассветам. А станет одолевать ностальгия — достаточно нажать кнопку, и я увижу любой уголок планеты. Да здесь я в центре событий в гораздо большей мере, чем где-либо на Земле. И в любой миг могу изолироваться от человеческой расы.
Продолжая улыбаться, он смотрел, как ракета начинает свое долгое падение на Землю, туда, где богатство и слава тщетно ждали его. Затем, весело насвистывая, восьмифутовыми шагами вышел из контрольного пункта: ему надо было читать прогноз погоды для Южной Патагонии.
СЛУЧАЙНАЯ ВСТРЕЧА
Должен сразу же вас предупредить: у этой истории нет конца. Зато начало можно установить совершенно точно — мы с Джулией учились вместе в Астротехе, когда я познакомился с ней. Я уже был в аспирантуре, она перешла на последний курс факультета физики солнца, и весь последний год в институте мы встречались довольно часто. У меня до сих пор цела шерстяная шапочка, которую она связала мне, чтобы защищать голову от ударов о шлем космического скафандра. (Нет-нет, я никогда ее не надевал, это было бы кощунство!)
Увы, когда меня назначили на «Второй Релейный», Джулия попала на «Солнечную Обсерваторию» — на таком же расстоянии от Земли, но несколько градусов восточнее по орбите. Вот так: оба на высоте двадцати двух тысяч миль над центром Африки — разделенные девятьюстами милями пустынного, враждебного космоса.
Первое время мы были настолько поглощены своими делами, что не так сильно ощущали боль разлуки. Но когда прошла прелесть новизны и жизнь в космосе стала привычной, наши мысли принялись перебрасывать мост через разделяющую нас бездну. И не только мысли: я наладил дружбу со связистами, и нам с Джулией удавалось побеседовать, пользуясь межстанционным телеканалом. Правда, почему-то на душе только хуже, когда глядишь друг на друга и не знаешь, сколько еще людей видит вас в то же время. Космическая станция не самое благоприятное место для личных дел…
Иногда я наводил один из наших телескопов на недосягаемую сверкающую звезду обсерватории. Кристальная чистота космоса позволяла прибегать к огромным увеличениям, и я видел все детали оборудования нашего соседа — солнечные телескопы, герметичные сферы, которые служили жильем для сотрудников, карандашики транспортных ракет, прилетевших с Земли. Часто среди аппаратуры двигались фигурки в скафандрах, и я тщетно напрягал зрение, пытаясь их распознать. Даже на расстоянии нескольких футов трудно узнать человека, облаченного в космический скафандр, и все-таки я не мог удержаться от попытки.
Мы уже покорились необходимости ждать, мобилизовав все свое терпение, ждать шесть месяцев, пока не подойдет время отпуска, и вдруг нам повезло. Еще не прошло и половины нашего срока, когда начальник транспортной секции внезапно объявил, что отправляется с сачком ловить метеоры. Буйным он не стал, но все-таки пришлось отправить его на Землю. А меня назначили врио; таким образом я — во всяком случае теоретически — отныне стал вольным сыном космоса.
В моем распоряжении было десять небольших маломощных реактивных скутеров, а также четыре ракеты покрупнее для переброски людей и грузов с орбиты на орбиту. Разумеется, я не мог рассчитывать на то, чтобы позаимствовать какую-либо из них, однако несколько недель тщательной подготовки позволили мне осуществить план, который родился в моей голове через две микросекунды после того, как я услышал о своем назначении на пост руководителя транспортом.
Не стану рассказывать, как я мудрил с расписанием, бортовыми журналами и горючим, как уговорил товарищей не выдавать меня. Факт тот, что примерно раз в неделю я влезал в свой скафандр, пристегивался к каркасу «Скутера № 3» и на минимальной скорости покидал станцию. Отойдя подальше, давал полный газ, и маленький реактивный мотор мчал меня через девятисотмильную пропасть к обсерватории. Весь путь отнимал минут тридцать, и управление было предельно простое. Я без приборов видел, куда и откуда лечу. И все-таки должен признать, что примерно на полпути я иногда чувствовал себя — как бы это сказать — несколько одиноким, что ли. На пятьсот миль вокруг — ничего плотного, вещественного, и Земля казалась невообразимо далекой. В такие мгновения очень помогало настроить свой приемник на волну главной сети и послушать, как переругиваются корабли и станции.
На полпути я разворачивал скутер на сто восемьдесят градусов и начинал торможение. Десять минут спустя обсерватория приближалась настолько, что можно было невооруженным глазом различить детали ее конструкции. И во г. уже я подплываю к герметичному пластиковому пузырю, в котором оборудовали спектроскопическую лабораторию. Теперь только воздушный шлюз отделял меня от Джулии…
Не буду утверждать, что наши разговоры вращались вокруг последних достижений астрофизики или выполнения графика монтажа спутников. А точнее, мы меньше всего думали о подобных вещах; и на обратном пути мне всегда казалось, что я лечу невероятно быстро.
Я как раз возвращался домой, когда вспыхнул сигналами радар на моей приборной доске. Какой-то крупный предмет стремительно приближался. Метеор, решил я, возможно даже небольшой астероид. Но при такой мощности сигналов я должен его видеть. Определив направление, я стал рассматривать созвездия. Мысль о столкновении мне даже не приходила в голову: космос столь невообразимо велик, что я чувствовал себя в тысячу раз надежнее, нежели человек, переходящий улицу на Земле.
Вот она — яркая, заметно растущая звездочка в нижней части Ориона. Уже превосходит по яркости Ригель, а еще через несколько секунд я видел не точку, а диск. Он двигался так быстро, что я едва поспевал поворачивать голову за ним. Мелькнула крохотная, неправильной формы луна. Замерцала и потухла, удаляясь в своем неотвратимом безмолвном движении.
Наверно, я всего полсекунды отчетливо видел этот… предмет, но эти полсекунды с тех пор всегда меня преследуют. Когда я вспомнил про радар, предмет исчез, так что мне не удалось заметить, на какое расстояние он приближался, не успел я определить и его истинных размеров. Он мог быть совсем небольшой — если прошел в ста футах от меня, или огромный — если пронесся в десяти милях. В космосе нет чувства перспективы, и если вы не знаете, что у вас перед глазами, вам не определить расстояния.
Разумеется, это мог быть огромный метеор необычной формы; я не берусь гарантировать на сто процентов, что мои глаза, силясь схватить детали быстро движущегося объекта, не были обмануты. Возможно, я только вообразил, будто увидел смятый, искореженный нос и ряд темных иллюминаторов, напоминающих незрячие глазницы черепа. В одном я не сомневался, несмотря на мимолетность и фрагментарность видения. Если это был космический корабль, то не из наших. Он выглядел совершенно иначе и был очень старый.