Черный треугольник. Станция назначения - Харьков

Кларов Юрий Михайлович

Штерн, как я понял, была в свирепом настроении: ей крайне не нравилось, что Грызлов оказался замешанным в грязную и глупую историю с Бари и федерация из-за этого вынуждена поступиться своими незыблемыми принципами – Роза искренне считала, что оные существуют, – и оказывать помощь «государственникам», которые только и мечтают о том, как бы ввести революцию в рамки мертвой схемы, и ставят на каждом шагу препоны «истинным революционерам», свято верящим в здоровый инстинкт народа.

Тем не менее, взяв на себя такую неприятную обязанность, она старалась выполнять ее добросовестно. И именно эта добросовестность все осложняла. Роза пыталась

с моей помощью и помощью Сухова ввести председателя «Союза анархистской молодежи» в курс расследования ограбления. Причем в этом ей пытались помочь пришедшие несколько позднее Отец и Дима Ритус, присутствие которых при разговоре было уже совсем ни к чему.

Товарищ Семен отмалчивался и ерошил свои лохматые волосы, а троица взяла меня в оборот. Уточняющие, детализирующие и наводящие вопросы следовали один за другим:

Какие следы преступников обнаружены в ризнице?

Можно ли по ним что-либо определить?

Кто подозревается в ограблении?

Кого и о чем допрашивали?

Располагаю ли я какими-либо доказательствами, а если да, то какими именно?

Что я собираюсь предпринять в ближайшее время?

Подобные вопросы ставили нас с Суховым в щекотливое положение. Искренность наших вынужденных помощников вызывала сомнения, поэтому заранее было оговорено не знакомить анархистов с материалами расследования. Ни я, ни Сухов не собирались отступать от этого условия. Но не отвечать тоже было нельзя. Поэтому приходилось изощряться в придумывании уклончивых и ни к чему не обязывающих ответов, а то и просто отшучиваться. Кто мог похитить драгоценности? Если бы мы это знали, то не сидели бы сейчас в Доме анархии…

Предположения? Их слишком много. Зачем зря отнимать драгоценное время у таких занятых людей, как Штерн, Отец, Ритус? Нет, мы не чувствуем себя вправе делать это. Да и зачем товарищу Семену наши предположения? Они будут только сбивать его с толку. Допросы? Формальность, ничего существенного, возле да около.

От таких ответов Роза Штерн накалялась, а голос «динамитного старичка» становился все более и более ласковым, как всегда, когда его гладили против шерстки или, по выражению Рычалова, против щетинки… Почему-то Отцу очень хотелось, чтобы мы выложили на стол все наши карты, все до единой. Он апеллировал к нашим революционным эмоциям – не действовало. К логике – напрасно. К целесообразности – бесполезно. Убедившись наконец в тщетности своих усилий, он уже совсем паточным голосом сказал:

– Плохо работаете, товарищ Косачевский, ай как плохо!

– Куда хуже, – с готовностью согласился я.

– Ризницу-то дней десять как экспроприировали, верно?

– Что-то в этом роде.

– А у вас до сих пор никакой ясности, – добавил он в свой голос еще ложку патоки.

– Увы?

– Выходит, нам на пустом месте придется работать? – спросила Роза.

– Выходит, так. Но если федерацию не смущают стотысячные полчища немцев, – сказал я, – то неужто, используя свои богатейшие и многосторонние связи в уголовном мире, – старичок доброжелательно улыбнулся, – она не справится с несколькими бандитами?

Роза пилюлю проглотила молча, только слегка поморщилась, а старичок, продолжая доброжелательно улыбаться мне, сказал:

– Боюсь все-таки, что трудно будет в таких условиях товарищу Семену.

Последняя фраза у него получилась до того приторной, что меня стало слегка подташнивать.

– Трудно-то трудно, – согласился я, – но разве трудности должны нас смущать? Ведь нам тоже было трудно рассеять тень подозрений, которая легла на идейного анархиста товарища Грызлова в связи с делом о похищении Бари. Однако мы почти ее рассеяли…

– Почти? – спросил Ритус.

– Почти, – подтвердил я. – Окончательно мы эту тень рассеем, когда будут найдены драгоценности ризницы и грабители, их похитившие.

Ритус хохотнул, а Отец упрямо сказал:

– Мы, конечно, приложим все усилия, но товарищу Семену будет трудно в таких условиях оказать вам реальную помощь.

Во время всего этого разговора мохнатый и толстогубый товарищ Семен молчал и лузгал семечки, аккуратно сплевывая шелуху в кулак. Со стороны могло показаться, что все происходящее не имеет к нему абсолютно никакого отношения.

– Чего молчишь? – спросил у председателя «Союза анархистской молодежи» Сухов.

Товарищ Семен облизнул языком губы и растянул их в улыбке. Улыбка у этого парня была одновременно и добродушной и хитрой.

– Когда все пусторюмят, то одному не грех и помолчать…

– И долго еще отмалчиваться собираешься?

– Нет, не долго.

– Так что скажешь?

– Ежели требуется, то, как полагаю, отыщем тех деловых, что в церковных закромах шуровали.

– И без протоколов допросов? – усмехнулся Сухов.

Товарищ Семен постучал себя пальцем в лоб:

– Тут у меня протоколы почище ваших. Все тут. Напрямки говорю: ежели требуется, отыщем и возвернем. У нас подноготников хватает.

– А как искать собираешься?

– Это уж моя забота. Это дело мы у себя в союзе обкашляем.

Кажется, планами Отца подобное заявление председателя «Союза анархистской молодежи» не предусматривалось: он перестал улыбаться, и физиономия его поскучнела. Роза недоуменно пожала плечами: стоило столько времени молчать, чтобы в конце концов высказаться подобным образом. Старались упростить ему задачу, а он так ничего и не понял…

Зато Дима Ритус, обладавший завидной способностью всегда и всему радоваться, ликующе сказал:

– Каких орлят федерация вырастила, а?

– Итак, будем считать, что совещание окончено, – сказал я. – Будем надеяться, что товарищ Семен слов на ветер не бросает…

Товарищу председателя Московского совета

Милиции господину Косачевскомув собственные руки.

Москва. Сыскная милиция

Милостивый государь!

Выполняя настоятельную просьбу его высокопреподобия архимандрита Димитрия, обращаюсь к Вам с настоящим письмом. Льщу себя надеждой, что его высокопреподобие, полагающийся на Вашу порядочность, не ошибается и Вы действительно пытаетесь добросовестно разобраться в обстоятельствах происшедшего и возвратить России ее исторические ценности. Ежели это так, то прошу принять и мою посильную лепту.

В середине прошлого года, когда я исполнял должность заместителя начальника Царскосельского гарнизона, некоторые мои друзья, опасаясь столь распространившихся в несчастной России грабежей, разбоев и обысков, попросили меня взять на сохранение их драгоценности. В связи с этим была составлена надлежащая опись, копии которой Вы обнаружили у моего отца, барона Григория Петровича и ювелира патриаршей ризницы господина Кербеля.