Черный тюльпан
Шрифт:
Затрещала в моем кармане радиостанция, кто-то хрипло позвал: «Бэшан! Ты меня слышишь? Прием, Бэшан!» Охранник, подваливающий к Волзову, повернул голову и посмотрел на кабину. Он услышал голос. Волзов стоял в луже. Трудно было сказать, от дождя она образовалась или от чего-либо другого.
– Чи-иво-о? – протянул охранник, снова поворачивая лицо к Волзову. – Какой, к херам, аэропорт?
Волзов что-то пролепетал. Охранник наконец приблизился к нему и приставил ствол автомата к водительскому впалому животу.
– Никакой команды от Князя не было. Сейчас я проверю. Если врешь (глагол был другой), то снова сделаю так, что будешь писать кровью.
Он оттолкнул со своего пути джинсовый костюм вместе с Волзовым внутри его и той же небрежной походкой, выбрасывая вялые
В окошко просунулась лысая башка охранника. Он, естественно, не ожидал увидеть за рулем незнакомого человека и издал возглас удивления:
– Мать моя женщина!! А это еще что за мудило?
Не поворачивая головы, я изо всех сил въехал левым локтем в подбородок охраннику, задирая его голову кверху, и, когда его затылок уперся в крышу кабины, тремя молниеносными оборотами рукоятки поднял до упора стекло. Я не услышал, как охранник захрипел, заглушая шипение рации, и сбросил сцепление. Раздался визг колес, «Газель» рванула с места. В свете фар мелькнуло перекошенное лицо охранника, стоявшего перед воротами, затем раздался глухой удар, и узкий передок машины, как свирепый бычок, таранил охранника в пах, согнув его пополам, а со вторым ударом прижал его к воротам, бросил страшное, с выпученными глазами лицо на лобовое стекло. Мотор заглох, повисла жуткая тишина, и мной овладело оцепенение. Я не мог оторвать глаз от жуткого зрелища. Передо мной еще корчился человек, облизывая сизым, неимоверно раздутым языком лобовое стекло, оставляя бледно-красные следы и царапая стекло скрюченными пальцами, потом голова его стала заваливаться набок, ладони поползли вниз, и он лег грудью на скошенный передок.
Потом я посмотрел на боковое окно. Голова второго охранника, зажатая стеклом, была неестественно вывернута набок, похоже, с переломом основания черепа, зубы оскалены, языка не видно – глотка быстро заполнялась кровью. Голова напоминала жуткий талисман, подвешенный на веревочке под потолком кабины.
Я опустил стекло, и охранник мешком повалился на асфальт. Вместо него я увидел зеленоватое лицо Волзова.
– Открой фургон, – сказал я ему, но водитель даже не шелохнулся, глядя то на прижатого к воротам, то на лежащего у колес машины. Я вполголоса выругался и выскочил из кабины. Анна, как только я распахнул дверь фургона, нацелила мне в голову пистолет, потом с облегчением выдохнула и опустила руку. Она ни о чем не спрашивала – за это я ее очень люблю, – кинула быстрые взгляды на трупы, потом на Волзова, тенью стоявшего рядом с машиной, и махнула стволом перед его лицом.
– Ну-ка, дай задний ход!
Она была права, прежде чем открыть, надо было освободить ворота. Я снова нырнул в кабину, легко и быстро отвязал ремень автомата от рычага и кинулся к приборному щитку ворот. Две кнопки, красная и черная. Все просто.
Волзов отъехал на метр назад, и я нажал на красную. Тихо зажужжал мотор, ворота дрогнули, и правая створка стала медленно отъезжать в сторону.
– Кирилл! – вдруг крикнула Анна и показала куда-то вверх. Я поднял голову. На фонарном столбе, подмигивая красной точкой, покачивалась на оси телекамера. – Она только что включилась, – шепотом добавила Анна. – Красная лампочка до этого не горела.
Я попятился спиной к машине, не сводя глаз с объектива камеры. Похоже, что она включилась автоматически, одновременно с мотором ворот. Кто сейчас на нас смотрит? Не сам ли Князь?
– Прыгай в кабину! – сказал я Анне, передергивая затвор на автомате.
Внезапно створка ворот, которая, словно издеваясь, едва ползла по рельсе, остановилась, будто уперлась в препятствие. Я кинулся к кнопкам, нажал на красную, на черную, снова на красную. Тщетно! Мотор продолжал работать, а ворота стояли как вкопанные. Я протиснулся в щель, попытался сдвинуть створку, но она даже не дрогнула, как если бы я пытался сдвинуть с места бетонный забор. Волзов нервно стучал ногой по
– Проклятие! – крикнул я. – Князь, должно быть, заблокировал ворота.
Вскинув автомат, я дал очередь по приборному щитку. Пластиковый корпус лопнул, оттуда брызнул фонтан искр, голубым пламенем вспыхнул многожильный провод. Я снова попытался сдвинуть створку с места, но и это не помогло. Тогда я подскочил к машине, схватил за руку Анну, растерявшуюся от неожиданности, и едва ли не выволок ее из кабины.
– Бегом! За ворота! – торопил я ее.
Икнув, заглох мотор машины. Я обернулся и увидел через заляпанное стекло лицо-маску Волзова. Он смотрел на меня, как смотрят дети на родителей, когда они оставляют их в саду-пятидневке.
Где-то слева затрещали ветки. Я присел у колес, всматриваясь в темные силуэты кустов, ничего не заметил и на всякий случай дал короткую очередь.
– Игнат Юрьевич! – с жутким сарказмом в голосе произнес я. – Вы там что, к сиденью приклеились? Вылезайте из своей дурацкой машины, иначе я не ручаюсь за вашу глупую голову!
– Хватит! Уходи! – кричала Анна из-за ворот.
И тут началась бойня. Не знаю, сколько человек вели по нам прицельный огонь, но вокруг защелкали выстрелы, замелькали вспышки, лопнуло лобовое стекло и тотчас осыпалось белым песком, машина снова закачалась, словно страдая от боли, – пули в несколько секунд изрешетили ее дверцу. Я инстинктивно упал рядом с колесами автомобиля, откатился к двери и одним рывком выдернул ошалевшего Волзова на асфальт.
– Ползи за мной, дистрофик! – с бешенством крикнул я, с трудом преодолевая желание кинуться самому к воротам, бросив водителя на произвол судьбы. Ползать по-пластунски Волзов совсем не умел. Он по-бабьи раскачивал своим тощим задом, приподнимал его, оттопыривал локти, и одному богу известно, как его не пристрелили.
Я посмотрел наверх. Телекамера уже не раскачивалась, а уставилась своим стеклянным глазом прямо на меня. Красная лампочка подмигивала, словно издеваясь. Я поднял автомат и нажал на спусковой крючок. Брызнули во все стороны стеклянные осколки, красная лампочка потухла. Оглянулся. Волзов, высунув от усердия язык, покорял отделявшие его от ворот метры. Я, не жалея патронов, поливал огнем все близлежащие кусты, посылая длинные очереди туда, где видел вспышки. Анна, эта бестолковая девчонка, пыталась мне помочь, стреляя из пистолета по одной ей известным целям.
Я надеялся, что через секунду-другую мы выберемся за пределы ворот, как вдруг створка снова дрогнула и медленно поехала в обратном направлении. Я кинулся к щели, которая сокращалась с каждым мгновением, оттолкнул Анну, уперся спиной в забор, вытянул руки впереди себя, сдерживая страшную силу мотора.
– Волзов, хрен собачий!! – прохрипел я, чувствуя, что долго не продержусь. – Бегом! Подо мной!
Анна что-то закричала мне на ухо и, кажется, попыталась вырвать меня из щели. Мне казалось, что у меня хрустят суставы. Шершавая поверхность бетонного забора вдавилась мне в спину. Холодный металл с тупой настойчивостью продолжал давить на руки, и я сантиметр за сантиметром уступал, и мое короткое сопротивление было тщетным и смешным, как если бы я пытался сдержать тепловоз. Огненные нити заскользили вокруг забора, пули с визгом рикошетили о мокрый асфальт и с жужжанием майских шмелей уходили в черное мокрое небо. Страшная боль охватила всю грудную клетку, на которую пришлась наибольшая нагрузка, и я не сразу почувствовал, как плечо обожгло острой болью, и вся левая рука начала стремительно неметь, терять чувствительность, как будто ее вмиг подменили протезом. Я стиснул зубы, но протяжный стон вырвался из моего рта. Волзов копошился где-то под моими ногами, я не мог опустить голову и посмотреть вниз, тем более что Анна вдруг схватила меня за волосы и рванула на себя. Руки согнулись в локтях, словно сломались, и, падая в темноту, я едва успел отдернуть ногу – сразу за мной створка закрылась, как двери в метро, громыхнув железом, что на мгновение заглушило хруст кости и дикий, нечеловеческий вопль.