Черный тюльпан
Шрифт:
Это был мой самый удачный день, если считать с момента приезда Анны.
Глава 22
Было уже около одиннадцати вечера, и толпы отдыхающих, как с митинга, возвращались с танцплощадок. В этой разношерстной толпе я был неприметен и поэтому шел спокойно и неторопливо.
Все, о чем рассказал мне Виктор, с трудом укладывалось в голове. Было такое ощущение, словно я долгое время плыл на крохотном кусочке льда, где едва умещался, а потом оказалось, что это гигантский айсберг, на многие десятки метров уходящий вглубь. Такое со мной случилось впервые в жизни – приняли за крупную фигуру в наркобизнесе. Интересно, думал я, а как это расценить? Мне это льстит или претит?
Выйдя на шоссе, я решительно свернул к даче. Хотелось встретиться с Анной и обсудить с ней все то, что мне стало известно. В какой-то степени я снял с нее подозрения. Джо и ее референт не имели ничего общего, и вряд ли когда Анна могла иметь контакты с чеченским киллером.
Анна сидела во дворике под тусклой лампочкой и кормила нескольких котов сразу. Задрав разноцветные хвосты, они старательно бодали ее ушами и без толкотни и суеты поглощали тушенку с блюдца. Увидев меня, Анна обрадовалась, взмахнула руками, но не произнесла ни звука, быстро взяла меня за руку и ввела в домик.
– Все в порядке? – спросила она. – Я только что звонила тебе домой.
Она хорошо загорела за эти дни, и я с удовольствием смотрел на ее милое лицо, в котором было что-то лисье – глаза, что ли?
– Слушай! – сказала она, подталкивая меня к койке и сама садясь рядом. Она была возбуждена, глаза ее горели. – Я раскусила твоего Гришу!
– Прости, – не понял я. – Что ты раскусила?
– Твой Гриша – стукач. Чем, думаешь, я занималась полдня?
– Раскусывала Гришу.
– Я следила за альпинистами. И теперь мне многое стало ясно.
Я еще не совсем хорошо понимал, что она имеет в виду, а когда смысл ее слов дошел до меня, то я не смог сдержать возгласа удивления.
– Гриша?! Не может быть! Ты ошиблась, Анна! Гришу как раз я подозревал меньше всего.
– Вот-вот. Это принцип Агаты Кристи. Меньше всего в ее книгах подозреваешь преступников… А меня, значит, ты подозревал больше всего?
Я постарался уйти от этой щекотливой темы, коснулся ладонью ее смуглой щеки и поторопил:
– Ну, давай, выкладывай! Поверить не могу тому, что ты мне сказала.
Анна несколько путано, перемежая слова междометиями и восклицаниями, рассказала мне про свои приключения. В результате мне стало ясно следующее.
Около семи часов утра она заняла позицию недалеко от палаток альпинистов, укрывшись среди камней и деревьев, и стала наблюдать. Сначала она видела у палаток только Князева – он возился с примусом. Потом показался я. Мы пили кофе, затем Князев взял рюкзак и пошел в сторону поселка – должно быть, за продуктами. Я – что Анна, по ее словам, предвидела – тотчас надел страховку и полез по стене к прилепившимся к ней плотным облакам.
Через некоторое время из палатки выполз сильно припухший Гриша. Сначала он бесцельно бродил по лагерю, растирая ладонями лицо, затем взял радиостанцию, сел на камень и стал настраивать ее как транзисторный приемник. Полчаса спустя он принялся кричать мне, я быстро спустился вниз, и мы минут десять о чем-то говорили – я-то знаю, о чем.
– После того как ты ушел, – продолжала Анна, – Гриша стал вести себя как-то странно. Он нацепил на пояс радиостанцию, занес в палатку все вещи, которые лежали у очага, застегнул «молнию» и трусцой побежал вслед за тобой. Я едва успевала за ним. Он бежал по серпантину, а я срезала через лес и потому не потеряла его из виду.
Затем, как сказала Анна, Гриша стал все ниже и ниже пригибаться к земле, словно на его плечи накладывали мешки с мукой. Постоянно озираясь по сторонам, он дошел до Портовой башни, пристроился у ее стены и не меньше часа наблюдал в бинокль за моей дачей и соседними домами. Дважды он снимал с пояса радиостанцию и выходил с кем-то на связь.
Анна находилась выше его – на склоне Болвана. Она видела, как я вышел из дачи, поднялся по тропе к крепостной стене, перелез через нее и спрыгнул на ту сторону. Гриша снова вышел на связь, но за мной не увязался, а медленно, время от времени останавливаясь и прячась за деревьями, пошел к моему дому, покрутился недалеко от магазина, затем вышел на Приморскую и стал спускаться к морю. Он прошел через санаторий «Сокол», снова свернул к Портовой башне и там снова надолго застрял с биноклем, на этот раз наблюдая за пляжем.
– Он вернулся в свой лагерь не раньше двенадцати часов. Там я и отстала от него, – завершила свой рассказ Анна. – И что ты об этом думаешь?
Я пожал плечами.
– Если честно, то ты меня шокировала. Меньше всего я ожидал, что Гриша будет следить за мной.
– Учись, мальчик! – Анна легонько щелкнула меня по носу. – Теперь тебе ясно, откуда Джо известен каждый твой шаг?
– Выходит, – вслух размышлял я, – это был вовсе не радиоперехват. Просто Гриша передал мне содержание своего разговора с Джо. Ясно теперь и то, почему он так расплывчато отвечал мне на вопрос о радиусе действия радиостанции. А как ловко он кинул тень на Князева!
– Постой, постой! – поморщилась Анна. – Какой радиоперехват?
Тут уже я, ничего не утаивая, рассказал Анне о том, что Гриша якобы поймал радиопереговор Джо с незнакомым мужчиной, который предупредил о моем намерении ехать в Ялту, как я пробрался домой и там услышал сообщение о внезапной смерти водителя Новоторова, как мне позвонил Виктор и назначил встречу и о нашем с ним разговоре на Девичьей башне.
– Вот, – сказала Анна и от волнения принялась ходить по комнате. – Я так и думала. Борьба кланов. А ты случайно попал между этих жерновов, как зерно… Ну что, мафиози Вацура? Зачем пристрелил Новоторова?
Анна иногда так неузнаваемо меняла тон, что трудно было сразу разобрать: шутила она или спрашивала серьезно.
– Вот теперь картина немного проясняется. Пока ты не в милиции, Джо будет кружить вокруг тебя. Собственно, это крючок – пусть слабый, ненадежный, но все-таки крючок. А как ты думаешь, чего Джо опасается больше всего?
– Самому загреметь в милицию.
Анна скорчила гримаску и покачала головой.
– Нет, Кирилл, это очень маловероятно, к тому же людей типа Джо органы правопорядка волнуют в такой же степени, как нас тараканы. Он опасается двух вещей. Первое: чтобы ты не заполучил железное алиби. И второе: чтобы с тобой не дай бог чего-нибудь не случилось.