Чёрный вдовец
Шрифт:
Также прошу прощения, что не представляюсь до нашей с вами личной встречи. Вам пока лучше не знать моего имени, но будьте уверены: я заинтересован в вашем благополучии и приложу все усилия к тому, чтобы вы как можно скорее освободились от навязанных вам обязательств.
Не волнуйтесь о вашем дорогом отце, он пока пребывает в уверенности, что вы отправились на курорт. Ваша разлука не продлится долго, обещаю вам.
Ваш, смею надеяться, друг.
П.С. Как только вы дочитаете, письмо самоуничтожится».
Вашу
Выпустив бумажку из рук, Ринка ошарашенно смотрела, как та сгорает в синем бездымном пламени. И совершенно не удивилась, когда горящая бумажка коснулась ее босой ноги – легко, щекотно и без малейших признаков жара.
И только когда бумажка исчезла совсем, – Ринка наклонилась и провела пальцем по паркету, убеждаясь в отсутствии пепла, – мэтр Джованни отмер и снова позвал мадам Шанталь.
Она тут же вкатилась в комнату, а за ней – помощницы с тканями, коробками…
Ринка отстраненно подосадовала на «неизвестного доброжелателя». Если бы не записка, она бы, наверное, сумела насладиться выбором наряда. Когда-то ей безумно хотелось почувствовать себя Джулией Робертс из «Красотки», примерить сотню платьев, и чтобы вокруг все суетились и спешили ей угодить. Нормальная мечта нормальной неизбалованной девушки. Но сейчас она даже смотреть не могла на наряды, ей казалось, что ее одевают в погребальный саван.
Чертово артистическое воображение! Еще немного, и она начнет читать монолог Офелии!!!
– Мадам Шанталь, – она прервала хозяйку салона на полуслове. Все равно ж не понимала, что ей говорят. Шок, он такой шок. – Можно мне чего-нибудь сладкого? Кажется, я немного волнуюсь.
Мадам тут же заквохтала, и по мановению пухлой руки рядом с Ринкой явился поднос с крохотными пирожными.
Вкусными. Очень сладкими и очень вкусными!
– …ваша светлость не против цвета росистого луга? Конечно, можно еще лавандовый…
Чья-то рука с салфеткой поймала на лету крошку последнего пирожного, чтобы та не запачкала нечто шелковистое, во что Ринку задрапировали.
– Спасибо… я… – Ринка закашлялась, прочищая горло: от нервов она всегда хрипела и сипела. – Я всецело доверяю вашему вкусу, мадам.
Она попробовала улыбнуться, но у нее не получилось.
И черт с ней, с дипломатией. Надо немножко подумать и успокоиться, а то сейчас будет истерика. Вот мама точно бы уже кидалась посудой, вопила, топала ногами и падала в обморок, но она-то не опереточная примадонна, она – студента биофака, без пяти минут магистр. Не зря же папа и бабушка учили ее научному подходу. Вот только собрать бы мысли в кучку!
Но мысли совершенно не желали собираться ни в какую кучку. Разбегались, как тараканы. И в голове вертелось попеременно: черный вдовец, товарищ Штирлиц, кому выгодно, «в поликлинику, на опыты» и «ничего лично, все ради науки».
Друг, мать его Ктулху! С такими друзьями и врагов не надо!
Пока ее одевали и обували, Ринка старательно дышала. Ровно. И повторяла наизусть теорию биогенеза.
И даже смогла не расплакаться от растерянности и бессилия.
– Ваша светлость прекрасны. Его величество будут поражены в самое сердце, – заявила мадам Шанталь, оглядывая творение рук своих. – Мими, зеркало, быстро!
Волшебное создание в зеркале Ринка не узнала. Серебристо-зеленоватое платье что-то такое магическое сделало с ее фигурой и цветом кожи, и цветом глаз тоже, и вообще…
Отстраненно подумалось, что если бы ее сейчас увидел Влад, он бы точно не сказал «дура, где ты, а где я!»
Он бы наверняка пожалел, что бросил ее.
И его родители… Ринка как наяву увидела презрительно-сочувственную гримасу Владовой маменьки, растившую мальчика не для какой-то там тупой и навязчивой девчонки, отец которой – всего лишь завлаб в подмосковном НИИ. Ее мальчика ждет как минимум Принстон, мировая слава и невеста с миллионным приданным. А она… она… она должна понимать, что не имеет права ломать мальчику жизнь… что не нужна ему…
Зато нужна каким-то подозрительным личностям, и наверняка – на опыты, как лягушка…
– Ваша светлость? Мими, что ты стоишь, соли, быстро! – послышалось словно сквозь толщу воду. – Откройте же окно!
От ужасной вони нашатыря Ринка задохнулась – и очнулась.
В незнакомой комнате, среди незнакомых людей. В чужом мире. На пороге своей личной войны, стопроцентно – с превосходящим противником и за собственную жизнь.
Чьи-то руки спешно распускали корсет, чьи-то поддерживали ее по локти, а мэтр Джованни махал на нее огромным веером.
– Простите, ваша светлость, сейчас все исправим… вот так не слишком туго? Вдохните глубже, прошу вас! – суетилась вокруг мадам Шанталь.
Ринка послушно вдохнула. Сфокусировала взгляд на отражении в зеркале. Улыбнулась ему, как публике в зале. Просто представим себе, что это – экзамен в театральное, и ей всего лишь надо сыграть… нет, не Офелию. Что-то другое. Но что именно – она пока не понимала, слишком мало данных.
– Все в порядке, мадам Шанталь. Не нужно распускать сильнее.
– Благодарю, ваша светлость, – мадам облегченно выдохнула. – Его светлость будет через минуту, идемте.
Ринка позволила вывести себя обратно в салон. Идти в новых туфлях было неудобно, и Ринка хотела попросить их заменить, но не успела. В салон вошел Людвиг.
Он снова был в черном, но на этот раз – никаких сапог и кожаных плащей. Сюртук (или что-то очень похожее, длиной до середины бедра), белоснежная рубашка, белоснежный шейный платок с бриллиантовой булавкой, строгие брюки, блестящие туфли. Белые перчатки. Через руку перекинут длинный черный плащ на алой подкладке.