Черт из табакерки
Шрифт:
– Пойми, – втолковывал любовник Вере, – мне не слишком нужны деньги, и я не хочу носить чемодан за богатым Буратино. Моя жизнь – изучение древних текстов, все остальное меня просто не интересует, даже геральдика. Знаешь, я мог бы зарабатывать кучу денег, придумывая гербы для “новых русских”.
– И почему тогда ты этого не, делаешь? – спросила Вера.
– Говорю же, неинтересно, – терпеливо пояснял Стас, – ну не мое это занятие.
После этого разговора, ставшего их единственной размолвкой за год, Верочка исчезла на неделю, а потом позвонила Стасу и как ни в чем не бывало сообщила:
– Нашла
А потом Вера просто-напросто исчезла. Сначала Стас безуспешно звонил, затем приехал в санаторий. В ее комнате было пусто, пропало все: вещи, картины, краски… Портье сказал, что Соловьева ушла утром с чемоданом в руке. Проходя мимо стойки, Вера сказала дежурному:
– Через пару дней вернусь, брат заболел.
– Конечно, конечно, – закивал портье, – номер оплачен и будет вас ждать. Если хотите, можете кого-нибудь вместо себя прислать на какое-то время. Чего деньгам зря пропадать?
– Спасибо, я подумаю, – ответила Вера и уехала.
И все. Словно в воду канула. Стас пытался найти любовницу. Сначала кинулся в Строгановское училище. Вера говорила, что учится на пятом курсе. Но там ему вежливо, но твердо ответили: студентки с таким именем и фамилией в учебном заведении нет. Тогда Рагозин снова помчался в “Барвинково” и заглянул в книгу регистрации отдыхающих. Верочка, заполняя графу “местожительство”, написала: Москва, улица Академика Николаева, дом 1..
Стас схватился за атлас Москвы. Магистралей, название которых начиналось со слов “академик”, было полным-полно, но Николаева среди них не наблюдалось. В столице просто-напросто не существовало такой улицы.
Полный отчаяния, Рагозин метнулся в “Мосгорсправку”, но там он понял, что ни отчества, ни точного года рождения Веры не знает. Он даже сходил в милицию и попытался подать заявление о розыске пропавшей жены. Но милиционеры подняли его на смех:
– Во-первых, парень, она тебе не жена, а сожительница, – втолковывал плохо выбритый капитан. – Во-вторых, ты даже не знаешь, где она проживает. Небось бросила тебя баба, надоел ты ей, вот и сидит теперь дома. Мой тебе совет: заводи другую!
Стас еле сдержался, чтобы не треснуть мента по башке телефонным аппаратом. С тех пор он каждый день по несколько раз названивал в “Барвинково”, надеясь услышать Верочкин голос. Но дежурные все время равнодушно отвечали: “Трубку не снимают”.
И только сегодня его огорошили известием: “Сейчас подойдет”.
Я внимательно смотрела на мужика. Впечатление он производил неоднозначное. Вполне симпатичный внешне, даже красивый, и, кажется,
Вот Верочка наврала ему, что номер стоит с трехразовой едой всего два доллара в день, а он и поверил. Правда, теперь становится ясно, отчего девушка поехала в “Барвинково”. Бедной студентке не по карману всякие излишества, вроде домов отдыха с бассейнами и саунами. Знаю я и почему Верочка прикидывалась нищей. Имея такой огромный капитал, невольно начнешь думать, что мужчин интересуют твои деньги, а не ты сама. Скорей всего, Вера придерживалась постулата: “Полюби меня бедную, а богатой меня всякий полюбит”. И потом она явно не собиралась сообщать о своем романе никому из домашних. Скорей всего, старший брат и думать бы не велел о мужчине с копеечным окладом.
– Ну, – поторопил меня Стас, – едем.
– Куда?
– Как это? К Верочке, конечно.
– Нет, – помотала я головой, – сначала спрошу, хочет ли она с вами встретиться.
Рагозин раскрыл рот, но промолчал. Мы спустились в метро, и я увидела будку моментальной фотографии. Тут же в голову пришла мысль.
– Стас, пойдите сфотографируйтесь и отдайте мне снимки.
– Зачем? – удивился историк.
– Покажем Вере. А то ведь любой может назваться Стасом Рагозиным, как еще я могу проверить ваши слова?
– Можно поехать ко мне домой за паспортом, – пробормотал историк.
– Нет уж, лучше сфотографируйтесь. Стас покорно подошел к женщине, сидящей у будочки, перебросился с ней парой слов и вернулся.
– Ну, в чем дело? – нетерпеливо спросила я.
– Четыре фото стоят сто десять рублей, – пояснил мужчина, – а у меня с собой только двадцать.
Ей-богу, с каждой минутой он нравился мне все меньше и меньше.
Я открыла кошелек и вытащила розовенькую бумажку.
– Держите.
– Сто десять, – повторил Рагозин.
Он явно не собирался тратить свою двадцатку. Я хмыкнула и добавила червонец.
Фотографии получились жуткие, больше всего они подходили для стенда “Их разыскивает милиция”, но Стаса узнать было можно. Я записала его телефон и велела ждать звонка. Рагозин повернулся и быстрым шагом пошел в сторону выхода, я же села в подошедший поезд и без особых проблем доехала до “Пушкинской”. Но, пересаживаясь на “Тверскую” и поднимаясь вверх по короткому эскалатору, я, сама не зная почему, обернулась. В клубящейся внизу толпе мелькали длинные светлые волосы Стаса. Мужчина решил перехитрить меня и тайком проводить до дома. Я страшно обозлилась, но виду не подала. Вместо того, чтобы сесть в поезд, отправлявшийся в сторону “Речного вокзала”, я вышла на улицу и моментально остановила левака. Выбежавший за мной Стас растерянно наблюдал, как объект слежки уносится прочь. Поехать за мной мужик не мог – денег-то у него кот наплакал. Правда, и я добралась только до метро “Белорусская”, а там пересела в подземку. Я тоже не люблю выбрасывать заработанное на ветер.