Чертоги Мэрфи
Шрифт:
— Дом человеческий здесь, — промурлыкала Каталина Санчес.
Арно Енсен с трудом оторвал от нее взгляд — такой очаровательной она казалась в золотистом свете, падающем сквозь прозрачные стены оранжереи. Он рискнул обнять ее за талию. Она вздохнула и придвинулась к нему. Сквозь легкую одежду — в колонии предпочитали короткие яркие спортивные костюмы — Арно ощущал тепло и нежность ее тела. В невероятнейшей мешанине запахов цветов (на грядках справа, слева, позади, высились на причудливо длинных стеблях крупные бутоны всевозможных расцветок, перевитые длинными нитями лоз, опутанные лабиринтом ползучих растений — зрелище, достойное сна)
Солнца не было, зато Юпитер виднелся почти в полной фазе. Работы по преобразованию быстро продвигались вперед, на Ганимед пока еще обладал слишком разреженной атмосферой, чтобы она мешала наблюдению. Темно-желтые лучи пробивались, проскальзывали меж медленно двигающихся лент облаков — зеленых, голубых, оранжевых, темно-коричневых. Красное пятно сияло подобно драгоценному камню. И знание того, что любой из бушующих сейчас там штормов мог бы целиком слизнуть Землю, только добавляло величия этой красоте и безмятежности. Несколько звезд пробивалось сквозь это сияние и висело низко над горизонтом наподобие бриллиантов. Золотой небесный свет мягко ложился на скалы, ущелья, кратеры, ледники, на машины, с помощью которых человек намеревался переделать этот мир для себя.
Великое молчание царило снаружи, а внутри, в танцзале, играла музыка. У людей был повод для празднества. В эксплуатацию пустили новые гидролизные фабрики, которые высвобождали кислорода на пятнадцать процентов больше, чем ожидалось. Но от танцев устаешь, даже от ганимедянских (парение в воздухе и неторопливое падение), а веселье пузырится, словно шампанское, и девушка, тебе приглянувшаяся, говорит, что да, она не прочь полюбоваться Юпитером…
— Наверное, ты права, — сказал Арно. — Самое главное, что у нас есть на счету: мирная и счастливая жизнь, интересная работа, великолепные друзья, — и все это для наших детей.
Он обнял ее крепче. Она не возражала.
— Чего нам не хватает? — спросила Каталина Санчес. — Мы обеспечиваем себя с слишком, торгуем с Землей, Луной, Марсом. Развитие идет экспоненциально. — Она улыбнулась. — Должно быть, я кажусь тебе невероятно серьезной. А в самом деле, что может помешать нам?
— Не знаю, — ответил он. — Война, перенаселение, нарушение экологического баланса…
— Ну, не хмурься, — пожурила его Каталина. Свет радугой ударил из тиары местного хрусталя, украшающей ее волосы. — Люди становятся умнее, нельзя же постоянно совершать одни и те же ошибки. А мы создадим здесь рай, где деревья парят в небе в свете полного Юпитера, где водопады медленно-медленно низвергаются вниз, в глубокие синие озера, летают птицы, напоминающие крошечные многоцветные пули, и олень пересекает луг десятиметровыми прыжками… Вот такой рай!
— Но не абсолютный, — сказал Арно. — Не идеальный.
— Такой мы и не хотим, — согласилась Каталина. — Нам нужно — совсем немножко! — неудовлетворенность, активизирующая разум, заставляющая его стремиться к звездам. — Она засмеялась. — Я уверена, в жизни всегда можно достичь лучшего… Ох!
Глаза ее расширились. Рука потянулась ко рту. И в то же мгновение она почувствовала, что он неистово целует ее, а она — его. Они сжимали друг друга в объятиях, и кружилась мелодия вальса, цветы вздыхали, и величие Юпитера осеняло их, нисколько не заботясь об их существовании.
— Давай танцевать. Давай танцевать, пока у нас хватит сил.
— Непременно, — и он повел ее назад в танцевальный зал.
Они пребывали в счастии до того момента, когда астероид — один из многих, которых тяготение гигантской планеты вырвало из пояса, — врезался точно в строения Аванпоста Ганимед. Это случилось ровно за полдекады до упразднения марсианской колонии.
Да, мне кажется, люди ничему не способны научиться. Они плодятся, сражаются, уничтожают друг друга, гадят там, где живут, а потом:
Мать: Мы не можем себе позволить это.
Отец: Мы не можем себе это не позволить.
Мать: Эти дети — они как гоблины, как голодные призраки. И если Тед будет такой, то любой скажет, что он не пригоден, даже если вы и построите свой межзвездный корабль… Интересно, что тогда скажешь ты.
Отец: Не знаю. Но я знаю, что это наш последний шанс. Или мы будем донашивать наши обноски, или же наконец-то возьмемся за дело. Если бы Лунная Гидромагнитная лаборатория не сделала это открытие, правительству пришлось бы подать в отставку… Дорогая, мне все равно придется убить прорву времени и сил, пока корабль строится и испытывается. Но зато моя банда будет сидеть на тройном окладе.
Мать: Предположим, ты своего добьешься. Предположим, ты получишь свой драгоценный звездолет, способный летать почти со скоростью света. Ты можешь хоть на мгновение вообразить людей, способных наслаждаться жизнью после того, как они обобрали все человечество?
Отец: Нас это не должно касаться. Мы летим все вместе: ты, Тед и я.
Мать: Я буду чувствовать себя чудовищем, которому удобно и приятно, и которое обрекло на нищету миллиарды.
Отец: Мой первый долг — позаботиться о вас двоих. Но поговорим об этом отдельно. Давай представим человека вообще. Что он есть? Зверь, который рождается, жрет, совокупляется, гадит и умирает. И все же он нечто большее. Ведь рождаются изредка Иисус, Леонардо, Бах, Джефферсон, Эйнштейн, Армстронг, Оливейда — а кто лучше, чем они, оправдывают наше существование? Но если согнать всех людей, словно крыс, в одну кучу — они и начинают вести себя как крысы. Что им тогда душа? И я хочу тебе сказать: если мы не стартуем, если не спасем хоть немного настоящих людей, потомки которых смогут вернуться и возродить человечество, — если не мы, то кто позаботится о ходящих на двух ногах животных, которые развивались миллионы лет, а утратили все за считанные века… Иначе человек вымрет.
Я: И дьявол, мама, будет смеяться.
Мать: Ты ничего не понимаешь, малыш.
Отец: Спокойно. Се — голос не младенца, но мужа. Он все понимает лучше, чем ты.
Ссора — я со слезами на глазах убегаю от них. Что с меня взять: восемь-девять лет от роду. Но не с той ли ночи я начал сочинять истории о зале Мэрфи?
Чертоги Мэрфи. Мне кажется, это именно то место, где должен оказаться мой отец.
Когда Ху Фонг, старший инженер, зашел в каюту капитана и сообщил новые данные, капитан некоторое время сидел неподвижно. Свет падал сверху. Уютное, просторное помещение, мебель, книги, поразительная фотография туманности Андромеды, а здесь — Мэри и Тед… улыбающиеся… Световой год в год за год, это значит — не больше двух декад до центра этой галактики, не более трех до соседней, изображение которой так ему нравится… Как тут поверить в скорую смерть?!