Чертов Либман-Сакс
Шрифт:
– Болезнь Либмана-Сакса, больше известная, как системная красная волчанка… – прошептала Люба. Не вынесет… Не вынесет жалости! Господи, пожалуйста, только бы не увидеть жалости в его безмятежных, серых, как здешнее грозовое небо, глазах.
– Это что-то аутоиммунное? – уточняет, нахмурив брови.
– Да. Мои взбесившиеся антитела атакуют здоровые клетки, повреждая их ДНК.
– Прогноз?
– Никто не может сказать точно. По статистике, через десять лет после постановки диагноза выживает восемьдесят процентов больных, через двадцать – шестьдесят.
– Как давно ты узнала?
– Три года. Я была беременна в тот момент. – Голос, как шелест волн в океане боли. Черт! Она не хочет жалости, но сама же на неё и давит. Злится на себя, на собственную слабость…
– Люба…
– Только не жалей, не жалей, пожалуйста. Я не вынесу…
– Не буду, Люба. Ну же… Успокойся, девочка…
Только после его слов понимает, насколько сильно ее трясёт. Буквально подкидывает на месте. Обхватывает себя руками в попытке усмирить собственную истерику. Нервы ни к черту. Поверх её рук ложатся его. Запрокидывает голову. Жалости нет. Тревога, собранность, сила… Он уже готов вступить в бой. Любу накрывает боль. Она бы хотела стать его счастьем, судьбой, любовью… А стала…
– Не думай так… – тут же считывает ее мысли Ставр.
– Ты просто не знаешь, что происходит, когда болезнь обостряется… Я покрываюсь ранами. Лицо, Ставр… Я могу быть изуродована… Помимо того, что болезнь разрушает меня изнутри…
– Тшшш…
Ставр растерян. Никогда в жизни он не чувствовал такой растерянности. В его голове не может уложиться, как он так быстро в нее пророс? Погрузился в происходящее настолько, что без вопросов согласился принять любой вызов, вступить в самую кровавую схватку, не считаясь с собственными потерями. Но это потом… Сейчас ему, по крайней мере, следует хоть как-то успокоить Любу.
– Даже если что-то случится с твоим прекрасным лицом, мне это только на руку. Разве ты не понимаешь?
– Нет, – как ребенок, замотала головой Люба.
– Так ты будешь не так сильно выделяться на фоне такой старой развалины, как я.
Глава 7
Ставр ее рассмешил. Наверное, на это и были рассчитаны его слова, и Люба была ему очень благодарна за это.
– Старый, да? – улыбнулась она и снова обняла мужчину.
– Угу. Еще какой.
– Что, и мамонтов видел? – продолжала куражиться.
– Угу. – Кивнул, втягивая носом аромат, который, казалось, навсегда въелся в подкорку, – вот, прям, как тебя и видел.
Люба рассмеялась. Ставр прижал ее к себе чуть сильнее. Уткнулся в волосы лицом, собираясь с силами. Нужно узнать побольше о ее болезни. Потому что он не сможет потерять Любовь. Ну и что, что знает ее третью неделю. Много ли нужно времени, чтобы жизнь навсегда изменилась? Мгновение… Для него все поменялось в тот момент, когда он впервые увидел грустные Любины глаза…
– Пойдем в дом?
– Ты не замерзла? – забеспокоился Ставр и поспешно открыл перед Любой дверь. Прошел в дом, включил чайник. Потом его вдруг осенило. – Люба… А горячка вчерашней ночью, это…
– Все в порядке. Я действительно простыла.
– Почему ты так в этом уверена? Или… твой Либман-Сакс не сопровождается повышением температуры?
– Наоборот – это один из самых первых симптомов. Поэтому, когда у меня начался жар, я сразу же поехала в лабораторию. В случае чего, меры нужно принимать незамедлительно, – пояснила она.
– В этот раз точно не волчанка?
– Не-а. Анализы вполне приличные. И бабочки нет.
– Бабочки? Тебе они снятся в кошмарах, – тут же вспомнил Ставр. – Причем здесь они?
– Это тоже один из симптомов. Высыпания появляются на лице, и напоминают по форме крылья бабочки. Впрочем, у средневековых людей эта сыпь не вызывала таких поэтических ассоциаций. Места поражения сравнивались с волчьими укусами. Отсюда пошло название – волчанка.
Люба прошла по комнате и села на стул. Открывать свою душу Ставру было легко, но все равно разговор ее измотал. Мужчина это заметил. И не стал больше ничего выпытывать. Гугл в помощь, как говорится. Если Люба захочет, сама расскажет, как все случилось. Только один момент стоит прояснить прямо сейчас:
– Ты говорила, что была беременна…
– Да, – прошептала она и поежилась, будто бы ей стало холодно. Ставр тут же пожалел о вырвавшемся вопросе. Нельзя было спрашивать… – Моя дочь погибла. На двадцать девятой неделе мой организм отторг плод.
– Извини, я…
– Нет-нет. Все нормально! – вскочила Люба. – Правда, Ставр. Нам действительно стоит это прояснить. Вдруг ты захочешь ребенка? А я не смогу родить, понимаешь? – закусила губу женщина. – Или у тебя уже есть дети? – вдруг осенило ее. Ставр находился в таком возрасте, когда за плечами вполне могли быть и брак, и дети. Которые, кстати, могли оказаться Любиными ровесниками.
Ставр хмыкнул. Нет, детей у него не было. И уже, конечно, он о них не мечтал.
– Нет. Я бездетен.
– Я не смогу родить, – зачем-то повторила Люба. – Точнее, смогла бы, но я не буду больше рисковать. Это моя категорическая позиция. Даже если я выношу ребенка, и не умру, неизвестно, какие гены я ему передам, понимаешь? – Она как будто оправдывалась, и ненавидела себя за это.
– Это твое право.
– А что, если ты захочешь…
– Пятьдесят три года не хотел, а тут вдруг надумаю? – скептически улыбнулся Ставр и вплотную подошел к женщине.
– Ох, Ставр… Не ищешь ты легких путей, да?
– Не ищу. Иди ко мне.
Она шагнула в его объятья, вместе они уселись на диван, и просидели так еще некоторое время. Тишину нарушил мужчина:
– Люб, а зачем тебе этот домик?
– Эээ… Ну, после предыдущего обострения у меня пошло осложнение на почки, и мне прописали местную целебную воду…
– Я не об этом! – отмахнулся Ставр. На сегодня с Любы достаточно воспоминаний. – Я о том, зачем тебе именно этот дом, если есть мой.