Чертова дюжина
Шрифт:
Через полчаса такой поездки мы въехали в Ядозубовку. Богатая деревня, даже зажиточная. Собственно, как и все поселения в моем домене. Даже дороги мощеные битым камнем, не говоря уже о прочем. Учитесь, феодалы вшивые, как надо хозяйствовать так, чтобы ни бунтов, ни прочих потрясений не было!
А вот и дом старосты, каменный, все, как у людей. Впрочем, здесь и мазанок-то не было, при таком количестве строевого леса-то.
Я вылез из фургона, за мной выпрыгнули остальные. А на крыльце меня ждал сам староста, отбивая положенные поклоны.
— Добро пожаловать, Ваша Светлость!
— И тебе того же, Ариф.
— Что же вы не предупредили о приезде-то? —
Он поднял было руку, но я его остановил.
— Спасибо, Ариф, но я к тебе по делам. Так что не утруждай ни себя, ни других…
— Как можно, Ваша Светлость… — запротестовал было он, но я лишь махнул рукой.
Обед — это хорошо, особенно с жареным поросенком, но сейчас меня интересовали другие проблемы.
— Добро пожаловать, Ваша Светлость! — он согнулся в поклоне, пропуская нас в дом.
Мы прошли внутрь. Собакин аж надулся от гордости, гарцуя, что твой пони.
— Вот, садитесь, пожалуйста! — староста выставил стулья, а сам уступил мне кресло.
Элька забралась на стол с ногами, а Друг сел рядом с ней.
— Сейчас налью вам свежего взвара, Ваша Светлость… — староста махнул уже готовой на трудовые подвиги жене.
— Не трудись ты так, — сказал я ему.
Тем более у меня есть правило — не пить и не есть в чужом доме, как бы не предлагали. Не только, чтобы не отравиться — меня об этом сразу предупредят импланты — а чтобы сохранить положенную дистанцию, где влиятельный сюзерен не ест с простолюдинами. Я к этому спокойно отношусь на самом деле, но ноблесс оближ, этикет, мать его…
Староста замер на стуле, как загипнотизированный удавом кролик. И с профессионально честными глазами как у всех подчиненных.
— Как в деревне дела, Ариф?
— Все замечательно, Ваша Светлость! — бодро отрапортовал староста.
Да, вроде не врет, судя по ауре.
— Пришлешь мне отчет в письменной форме, — подколол я его.
Староста был не совсем в ладах с грамотой, поэтому у него есть в деревне тот, кто писал под диктовку. После его первого отчета с «энто» и «исчо», у меня чуть кровь из глаз не потекла. И пусть пишет, а то мне слушать его отчеты по опоросу и урожаю яблок читать нет никакой необходимости. Пусть Фили и эту летопись ведет, пересылая потом Ильге.
— Скажи мне, Ариф, а бывают тут чужие?
— Никак нет, Ваша Светлость, не бывает! Ваша дружина их не пускает.
И то верно. Вход чужим на территорию моего домена был запрещен. А то ходят тут всякие… Даже типа смутьянов-агитаторов были. Неизвестно, что за движение они представляли, вроде каких-то местных марксистов, что ли… Типичное «отнять и поделить», шариковщина в чистом виде. Свергнуть власть аристократов и короля, все разделить поровну, короче, землю народу и хлеб голодным…
Селяне их послушали, горестно покивали, почесав сытые животы, и, проникшись мыслью горе-смутьянов, взяли и повесили тех прямо на площади, не дожидаясь дружины и суда. Потому что нечего на хорошего аристократа клеветать и вообще на королевскую власть покушаться. А уж тем более, все делить, эка удумали! Кормить всяких недовольных голодранцев, которые сами не могут себя прокормить в силу лени и криворукости? Да еще тех, что языком работает и под это требует себе равной доли прибыли с трудягами? Для крестьянина, зарабатывающего потом и кровью пропитание, отдать кому-то просто так нажитое иногда и непосильным трудом — это самый страшный грех. Даже, когда всего в достатке. Так что почва для смутьянов тут не унавожена, зато полтора метра земли найдутся для каждого пришлого бездельника.
— То есть, чужих за последнее время вы здесь не видели? — решил я зайти с другого разворота.
— Нет чужих, Ваша Светлость, уверяю вас.
А вот нотки сомнения в ауре заиграли. Не вины, нет. Именно неуверенности.
— Здесь, Ваша Светлость, за порядком в лесу следят деревенские из Голопузовки, — так все называли моих индейцев. — Поэтому чужие здесь не ходят.
Ходят, ходят, только об этом я не распространяюсь. Ни к чему реклама, она лишь пошатнет мое реноме. Нет, сказал бы я всем деревенским, крестьянское войско было бы мне обеспечено, все бы поднялись на защиту сюзерена… по крайней мере я так надеюсь. Большой шумной толпой, в которой легче подобраться к цели — мой опыт меня в этом убеждал. Значит надо говорить с Истэка… или не надо? В том, что гильдейские подготовлены лучше индейцев, сомнений нет, там профессионалы высшего класса. И среди индейцев будут только напрасные жертвы.
Черт, действительно, как все не вовремя! Тут дела на Гравии, а параллельно дома творится черте-что из-за какого-то козла, сидящего на заднице ровно у себя в поместье под Арзуном! Жаль, не могу раздвоиться или растроиться, чтобы все уладить.
— Можно вопрос, Ваша Светлость? — набравшийся храбрости староста.
— Давай, что уж там, — махнул рукой я.
— Что там на войне с ушастыми?
— Насколько я знаю, наши пока держатся.
Ага, только вот где держатся. Точно — я пока не знал, не удосужился спросить у Осия. Да и что мне сейчас это даст? Без качественного перелома, который куется сейчас в Орктауне и окрестностях, ничего не получится.
— А удержатся ли они? — вздохнул староста.
Я понял его намек.
— Удержатся. Можешь не волноваться.
— Хотелось бы, чтобы было не как в прошлый раз…
— В прошлый раз король-предатель сдал страну эльфам в силу своих интересов. При моем брате этого не будет. Как не вернутся и старые хозяева этих земель с того света.
Староста заткнулся, видимо, поняв, что сморозил глупость.
— Папочка, он еще что-то хочет спросить, — сказала Элька, с прищуром глядя на старосту.
— Ну пусть спрашивает, — разрешил я.
— Он боится, — констатировала она.
— Пусть считает, что сегодня я добрый и разрешаю ему говорить.
— Все равно боится. Ладно, — Элька сделала пасс, и староста вздрогнул.
— Вы нас бросите и уйдете на Гравию… Ой! — староста зажал рот руками, а дочка довольно хихикнула.
Надо будет запомнить заклятие Подчинения, которое она использовала. Что-то новенькое…
— Кто это сказал? — нехорошим тоном спросил я. — Кто-то болтает об этом?
— Да так, слухи разные ходят…
— А у слухов есть имена и адреса? — грозно спросил я.
Вот прямо сейчас выбить из него имена языкастых и устроить им виселицу? Не поможет. Слухи будут множиться и дальше, а кара послужит как их подтверждение.
— На первый раз прощаю, но потом провокаторов и трусов буду вешать беспощадно, — жестко сказал я. — Запомни раз и навсегда, Ариф. И сообщи тем, кто распускает слухи. Я никогда не брошу свой домен. Если меня и нет в замке по делам Короны, то моя жена и дочь здесь. И если придется оставить домен, а я этого не допущу, то мы уйдем после последнего деревенского алкаша. И да, все вы сможете покинуть его и уйти в безопасное место, хотя здесь сейчас оно и есть. Там пока не так безопасно, как вы думаете. Но только когда это скажу я, а не длинные языки, которых пора укоротить.