Шрифт:
Я играл в шахматы с компьютером, а Бобер курил вейп. Обычное дело. Зайди в наш офис в любое время дня - наверняка увидишь эту картину: я режусь с компом, Бобер дымит. Что еще делать-то? Работа Бобра - следить за дюжиной мониторов, где показывают, уж конечно, не детективы. Люди входят, люди выходят, люди носят чемоданы, люди торчат у ресепшна, люди жрут в ресторане, люди входят, люди выходят... Но моя работа еще скучнее - следить за Бобром и десятью такими же балбесами.
Компьютер прыгнул конем и поставил мне вилку на
- Ты там хоть что-то различаешь?
– буркнул я.
Бобер ответил:
- А ты что, опять проиграл?
- Еще нет.
- Тогда чего злишься?
- Из-за твоего дыма! Такой туман, что я своих мыслей не вижу.
- Потому, что их у тебя нет.
Верно: не было у меня ни одной идеи, что делать с чертовой вилкой. Но это не дело - указывать шефу на его несовершенство. Может, шеф и не гроссмейстер, но дело подчиненного - молчать в тряпочку! О чем я и сообщил Бобру максимально образно, добавив для убедительности:
- Ну-ка, доложи обстановку.
- Да все обычно, шеф, - ответил он слегка обиженно.
– На подъездной "Неоплан" и три такси. У ресепшна японцы с чемоданами. В индийском пусто, в гриль-баре толпа. На площадке второго швед спорит с кофейным автоматом. На шестом Дженни пылесосит коридор, а парень глядит на ее задницу. На двадцатом кого-то вынесли из лифта. В скай-лаунже официант разбил тарелку...
Он спохватился и прилип к монитору двадцатого этажа:
- Вот срань! Шеф, нештатная! Человек лежит у дверей лифта. Кажется, умирает!
* * *
Бобер был чертовски прав: человек умирал. Бывший судья Хедж, давний наш жилец. К моменту, как я поднялся на двадцатый, он уже не двигался и не дышал. Отельный доктор делал непрямой массаж. По выражению лица дока было ясно, что шансов нет. Скорую вызвали, и не раз.
- Что с ним?
Док отмахнулся - мол, не до того, потом. Мне показалось, сердечный приступ. Но я - тот еще медик...
Из скай-лаунжа (это ресторан на верхнем этаже) высыпали люди, ошарашенно пялились, некоторые норовили дать совет. Я попросил их зайти обратно и поставил на стражу Майка с Дональдом. Но трое зрителей держались в сторонке от прочих, ближе к распахнутой двери застопоренного лифта. Они смотрелись иначе: не удивленными, а перепуганными.
- Кто вы, господа?
- Мы с ним ехали, - сказал ирландец с усами.
– Были в лифте, и мистеру Хеджу стало плохо. Когда двери открылись, он упал.
- Вы ехали в лифте вчетвером?
- Да.
- И мистеру Хеджу стало плохо?
- Да.
- Как именно плохо? Схватился за сердце?
- Нет. Воздуха не хватало - стал задыхаться, пошел пятнами, и вот...
- И вот, - мрачно кивнул я.
– Пройдемте со мной, господа. Есть о чем побеседовать.
Я знал Хеджа. Раньше он был судьей в Бирмингеме, я с ним даже пересекся на каком-то процессе. Потом была неприятная история: якобы Хедж осудил невиновного или, наоборот, отпустил мафиози, или то и другое вместе. Его обвинили во взятке, но доказательств не нашли, шумиха со временем улеглась. Однако с карьерой судьи ему пришлось распрощаться. Теперь Хедж вел частную практику как юридический консультант. Жил в нашем отеле - ему тут нравилось. Имел кабинет где-то в Сити, но иногда встречался с клиентами прямо у нас, в уютном закутке холла, вне поля зрения камер. Так что был он теперь не судьей, а просто мистером Хеджем. Я знаю, каково оно, когда раньше была одна карьера, а теперь - другая, помельче. Потому в лицо звал Хеджа судьей. Ему нравилось.
И вот он помер, выходя из лифта на двадцатый этаж. Или еще нет, но очень близок к тому. А три человека, бывшие с ним, теперь сидят в нашем офисе среди дюжины мониторов и морщатся от запаха смеси для вейпа. Не то сандал, не то опиум - черт его разберет...
- Будьте добры, леди и джентльмены, сообщите ваши имена.
Я выложил на стол записную книжку и клацнул авторучкой. Я - не полиция, и они не обязаны ничего сообщать. Но разве откажешь человеку с авторучкой и записной книжкой!
Они переглянулись, усатый ирландец пожал плечами и начал первым:
- Дуглас Фэлрой.
- Откуда вы приехали?
- Из Белфаста.
- Остановились в нашем отеле?
- Нет. Я заходил к мистеру Хеджу. На консультацию по одному личному делу.
- Вы встречались в холле?
- Да.
- Мистер Хедж пил что-нибудь?
- Мы заказали кофе.
- Какие-то таблетки, препараты?
- Ничего подобного.
- Во время встречи он хорошо себя чувствовал?
- Вроде, неплохо. Говорил ровно, ни на что не жаловался.
- Значит, дурно ему стало уже в лифте?
- Где-то на середине пути.
Была у ирландца приятная готовность отвечать кратко и ясно, безо всяких: "О боже мой!.. всего за пять минут!.. а это не заразно?" С остальными двумя, конечно, вышло иначе. То были дамочки. Старшая - безбожно высветленная, остервенело скрывающая свои сорок два - звалась Мари Джемисон и приехала из Кракова. Это в Польше, если вдруг я не знаю. Но нет, она не полячка. В смысле, да, она полячка. Но замужем за англичанином. В смысле была, а теперь уже нет. В смысле, это не мое дело. Нет, она не знает мистера Хеджа. Откуда ей знать мистера Хеджа? Он почти старик, зачем ей его знать, и вообще, это не мое дело. Нет, она живет не у нас... В смысле, да, у нас, в восемьсот девятом. Села в лифт на восьмом этаже. Хорошо ли было мистеру Хеджу?.. Откуда ей знать? Наверное, плохо. Ей бы тоже было плохо, будь ей столько лет, сколько мистеру Хеджу! Но она говорила по телефону, так что ничего не заметила... Пока старик не начал хвататься за горло и хрипеть. О, боже, как ужасно!
Оставшаяся девушка была прямою противоположностью. Юная и худенькая, она говорила так мало, будто берегла слова на будущее или стеснялась своего голоса.
- Рейчел...
– это в ответ на вопрос об имени.
– Простите... Рейчел Маклин.
Живет ли в отеле? Нет... Знает ли Хеджа? Нет... Заметила, что ему плохо? Да... Когда? Слишком поздно... Каковы симптомы? Все, как сказал мистер Элрой...
Тут дверь распахнулась, и в офис ворвался мужчина.
- Что здесь...
Альфа-самец. Этакий наглый щетинистый тип в стиле Индианы Джонса.
- ...происходит? Почему вы держите Мари? Сейчас же отпустите!
Кого не люблю, так это альфа-самцов. По молодости сам таким был, вот и знаю: любить их особо не за что.
- Присядьте, сэр, и ответьте на пару вопросов.
- Какого дьявола? Вы не имеете права допрашивать Мари!
- И не допрашиваю, - я дважды щелкнул авторучкой. Клац-клац.
– Лишь записываю сведения, которые захочет узнать полиция.
- Какая еще полиция?!
- Такие парни в синей форме - наверняка вы их видели на улицах. Когда кто-то умирает, они приходят поглядеть.