Шрифт:
Я родилась и выросла в Литве, в небольшом городе Висагинасе. С детства влюблена в литературу, особенное место в моём сердце занимает поэзия. Я окончила кафедру рекламного бизнеса, но спустя несколько лет эта профессия для меня перестала быть интересной. Меня потянуло к людям. В 2016 году я три месяца провела в Испании в роли добровольца в дневном центре для особенных детей. Затем я работала в доме престарелых в Англии. Именно этот опыт навсегда останется
Весь путь со мной была литература. Я писала стихи и некоторые из них публиковала в своих социальных сетях и альманахах родного города. Рассказы, которые вы прочтёте в этой книге, – мои первые. До этого я не решалась дотронуться до прозы.
Рассказы
А за окном зелёный сад
В тишине дома отражающаяся в большом настенном зеркале улица замирала. Распахнутые окна пускали в дом малиновые лучи заката и с юношеской радостью играли ими на стёклах. Лето сияло, бодрило и пахло свежескошенной травой. Маленький дом, который вполне можно было назвать избушкой, помещал в себя большую комнату и кухоньку. В комнате стояли кровать и комод, на кухне – стол, печь и посудный шкаф. Рукомойник, служивший для умывания и мытья посуды одновременно, спрятался за дверью в кухню, он печально свисал над маленькой железной раковиной и гудел при сильном напоре воды.
Одинокий хозяин не имел привычки обрастать добром. Он ломал или терял всё, что, по его мнению, не приносило пользы. На один из дней рождения ему подарили шесть хрустальных бокалов с условием, что он непременно будет угощать дам своего сердца вином. Он улыбнулся, поблагодарил, а на следующий день коробочка с бокалами выпала у него из рук. Подарок звякнул, ударившись об пол, и затих. Несчастные бокалы были выброшены к вечеру, так ни разу и не почувствовав тепло женских губ.
Нашего одинокого хозяина дома звали Игнат. Будучи высоким брюнетом с очаровательной улыбкой, он безумно нравился женщинам. Но по натуре своей Игнат был замкнут и боязлив. И больше всего на свете он боялся того, что явится какая-нибудь Маша или Даша и нарушит гармонию его жизни. Перевесит зеркало, поменяет местами комод и кровать, а в угол поставит какое-нибудь безобразное огромное кресло пёстрого цвета.
Ему нравились женщины, ведь они такие красивые, грациозные и весёлые. Они всегда смеялись над его шутками и были щедры на комплименты. Женщины хитростью добивались его внимания и с гордостью принимали ухаживания. Но любой, даже самый страстный роман заканчивался тогда, когда Игнат находил в своём маленьком доме женский халатик, статуэтку на комоде, сумочку, брошенную в углу, а самое страшное – это тапочки. Тапочки атаковали дом и являлись символом женской победы. Игнат замыкался в себе, чаще молчал, уходил в сарай и проводил там всё свободное время, перечитывая книги. А несчастной, некогда самой любимой женщине доставались тоска и одиночество. Чувства исчезали, и роман заканчивался.
Но долго боролся Игнат со своей натурой. Он пытался и пытался привыкнуть, полюбить по-настоящему, как пишут в тех же книгах. Он внушал себе восхищение этими тапочками, но они шлёпали по его дому, по его полу, по его кухоньке. И звуком своим выживали Игната в сарай. После седьмого романа Игнат сдался и твёрдо решил жить один.
Ему было сорок семь лет, когда врач приговорил его к строгому покою. Все любимые занятия нужно было отменить. Вдруг стало нельзя водить машину, заниматься верховой ездой и работать. По профессии Игнат был журналистом, но трудился
– Что тревожного в моей работе? – удивился Игнат.
– Уговорили, – ответил доктор, – я оставляю вам сценарии и репетиции, но про декорации, тяжёлые и массивные, забудьте.
– Даже про эскизы?
– Игнат, забирайте себе всё, что меньше пяти килограмм, – сдался доктор.
– Это ничтожно мало. Теперь мне по два раза придётся ходить на базар, – он посмотрел в окно и уныло улыбнулся.
– Шутите – это хорошо! Юмор – вот что спасёт вас! Сидите дома, пишите сценарии и рисуйте эскизы. Я уверен, дом культуры не станет возражать против вашего вынужденного графика работы. Вы – уважаемый человек! Вы занимаете эту должность с пятьдесят третьего года!
– Да, и город никогда не забудет, как с портрета Сталина упала чёрная ленточка, которую я прикрепил, – оба засмеялись.
– Тогда вас спасла малышка, которая закричала: «Сталин жив!»
– Хм, а может, именно это я и имел в виду.
– Хитро! Но прошу вас, не огорчайтесь! И с пороком сердца люди живут долго и счастливо. Вот только я переживаю за вашу кровь. Как бы не случилось инсульта. Даю вам направление в областную больницу. Там сделают анализ. А сейчас, прошу вас, только покой.
Игнат зашёл к себе домой и решил натаскать воды, прежде чем непоколебимый покой и скука отберут у него возможность поднимать тяжести. Натаскал. Сердце сильно забилось. Ощущать своё сердце не только в ночной тишине, но и в дневном движении Игнат начал совсем недавно, отчего и обратился к врачу. Немного закружилась голова, дыхание сбилось, и язык онемел. Он поспешил к своей аккуратно застеленной постели и лёг поверх покрывала. И моментально впал в небытие.
Игнат пришёл в себя глубокой ночью, когда всё тело покрылось мурашками от холода. «Надо лечь под одеяло», – подумал Игнат. Но оказалось, что ни руки, ни ноги совершенно его не слушаются! Они молчат. Лежат неподвижно, как у куклы, и ни единый импульс не попадает в них. «О Боже! – мысленно закричал он. – Что случилось?» Игнат снова и снова пытался пошевелиться, приподнять или повернуть голову, издать хотя бы какой-нибудь звук, лёгкое «А» или в лучшем случае целое слово «Помогите!». Но тело отказывалось, оно не слышало его желаний, оно лежало неподвижно, безжизненно, и всё, что соединяло сознание Игната с его телом, – это ощущение холода. Такого сильного страха он не испытывал никогда! Сердце снова забилось с силой церковного колокола, и глаза наполнились слезами.
Долго он лежал, боролся с пленом собственного тела и боялся смерти. Долго он плакал, мысленно звал на помощь, мысленно жалел себя и ругал за то, что ослушался врача и поднял эти тяжёлые вёдра! Ругал и жалел. Долго. А потом, совсем обессиленный, уснул.
Глубокий сон успокоил ритм сердца. Подсознание выдавало размытые сюжеты из детства. Ему приснилась бабушка, которая когда-то жила в этом доме. Она всё время что-то пекла, и аромат выпечки наполнял весь дом и плыл через окно до самой улицы. Это был хороший сон, и, если бы не яркие лучи утреннего солнца, Игнат проспал бы так до обеда.
Он снова попытался пошевелиться, но безуспешно. На этот раз Игнат решил не паниковать. Нужно было придумать, как позвать на помощь. «Окно открыто! – подумал он. – Надо попытаться хотя бы промычать!» Но язык был неподвижен, и губы никак не открывались. Они склеились и горели. Игнат остро почувствовал жажду, и его положение стало ещё более мучительным.
Он сдался. Закрыл глаза и приготовился к смерти. Но она никак не наступала.
«Приди, – мысленно призывал он её, – я жалок, не мучай меня. Я сдаюсь».