Четверг
Шрифт:
— К жене, — отвечал голос Ляписова.
M-me Пылинкина засмеялась:
— К жене! С какой стороны?!
— Что вы! — удивилась толстая дама. — Разве он такой?..
— Он?! — сказал господин с густыми бровями. — Я его считал бы добродетельнейшим человеком, если бы он изменял только жене с любовницей. Но он изменяет любовнице с горничной, горничной — с белошвейкой, шьющей у жены, и так далее. Разве вы не знаете?
— В его защиту я должен сказать, что у него есть одна неизменная привязанность, —
— К кому?
— Не к кому, а к чему… К пиву! Он выпивает в день около двадцати бутылок!
Все рассмеялись.
— Куда же вы? — послышался голос хозяйки.
— Я и так уже засиделся, — отвечал голос Ляписова. — Нужно спешить.
— Посидите еще! Ну, одну минуточку! Недобрый, недобрый! До свиданья. Не забывайте нашего шалаша.
Когда Ляписов вышел, захлопнув дверь, на площадку, он увидел прислонившегося к перилам Андромахского и еле сдержал восклицание удивления.
— Тсс!.. — прошептал Андромахский, указывая на окно. — Слушайте! Это очень любопытно…
— Какой симпатичный этот Ляписов, — сказала хозяйка. — Не правда ли?
— Очень милый, — отвечал господин с густыми бровями. — Только вид у него сегодня был очень расстроенный.
— Неприятности! — послышался сочувственный голос толстой дамы.
— Семейные?
— Нет, по службе. Все игра проклятая!
— А что, разве?..
— Да, про него стали ходить тревожные слухи. Получает в месяц двести рублей, а проигрывает в клубе в вечер по тысяче. Вы заметили, как он изменился в лице, когда я ввернула о кассире, растратившем деньги и бежавшем в Англию?
— Проклятая баба, — прошептал изумленный Ляписов. — Что она такое говорит!
— Хорошее оконце! — улыбнулся Андромахский.
— …Куда же вы? Посидели бы еще!
— Не могу-с! Время уже позднее, — послышался голос лысого господина. — А ложусь-то я, знаете, рано.
— Какая жалость, право!
На площадку лестницы вышел лысый господин, закутанный в шубу, и испуганно отшатнулся при виде Ляписова и Андромахского.
Андромахский сделал ему знак, указал на окно и в двух словах объяснил преимущество занятой ими позиции.
— Сейчас о вас будет. Слушайте!
— Я никогда не встречала у вас этого господина, — донесся голос толстой дамы. — Кто это такой?
— Это удивительная история, — отвечала хозяйка. — Я удивляюсь, вообще… Представили его мне в театре, а я и не знаю, кто и что он такое. Познакомил нас Дерябин. Я говорю Дерябину между разговором: «Отчего вы не были у нас в прошлый четверг?» А этот лысый и говорит мне: «А у вас четверги? Спасибо, буду». Никто его и не звал, я даже и не намекала. Поразительно некоторые люди толстокожи и назойливы! Пришлось с приятной улыбкой сказать: пожалуйста! Буду рада.
— Ах ты дрянь этакая, — прошептал огорченно лысый старичок. — Если бы знал — никогда бы к тебе не пришел. Вы ведь знаете, молодой человек, — обратился он к Андромахскому, — эта худая выдра в интимных отношениях с тем самым Дерябиным, который нас познакомил. Ей-Богу! Мне Дерябин сам и признался. Чистая уморушка!
— А вы зачем соврали там, в гостиной, что я выпиваю двадцать бутылок пива в день? — сурово спросил старичка Андромахский.
— А вы мне очень понравились, молодой человек, — виновато улыбнулся старичок. — Когда зашел о вас разговор — я и думаю: дай вверну словечко!
— Пожалуйста, никогда не ввертывайте обо мне словечка. О чем они там сейчас говорят?
— Опять обо мне, — сказал Ляписов. — Толстая дама выряжает опасение, что я не сегодня-завтра сбегу с казенными деньгами.
— Проклятая лягушка! — проворчал Андромахский. — Если бы вы ее самое знали! Устраивает благотворительные вечера и ворует все деньги. Одну дочку свою буквально продала сибирскому золотопромышленнику!
— Ха-ха! — злобно засмеялся старичок. — А вы заметили этого кретиновидного супруга хозяйки, сидевшего в углу?..
— Как же! — усмехнулся Андромахский. — Он сказал ряд очень циничных афоризмов: что в газетах нет ничего интересного, что женщины и мужчины бывают плохие и хорошие и что если пить напитков много, то это скверно, а мало — ничего…
Старичок, Ляписов и Андромахский уселись для удобства на верхней ступеньке площадки, и Андромахский продолжал:
— И он так глуп, что не замечал, как старуха Пылинкина подмигивала несколько раз этому густобровому молодцу. Очевидно, дело с новеньким лямиделямезончиком на мази!
— Хе-хе! — тихонько засмеялся Ляписов. — А вы знаете, старче, как Андромахский сегодня скаламбурил насчет этой Мессалины: она не меняет любовников как перчатки только потому, что не меняет перчаток.
Лысый старичок усмехнулся:
— Заметили, чай у них мышами пахнет! Хоть бы людей постыдились…
Когда госпожа Пылинкина, провожая толстую даму, услышала на площадке голоса и выглянула из передней, она с изумлением увидела рассевшуюся на ступеньках лестницы компанию…
— Я уверен, — говорил увлеченный разговором Ляписов, — что эта дура Пылинкина не только не читала Beдекинда, но, вероятно, путает его с редерером, который она распивает по отдельным кабинетам с любовниками.
— Ну да! — возражал Андромахский. — Станут любовники поить ее редерером. Бутылка клюквенного квасу, бутерброд с чайной колбасой — и m-me Пылинкина, соблазненная этой царской роскошью, готова на все!..
Госпожа Пылинкина кашлянула, сделала вид, что вышла только сейчас, и с деланным удивлением сказала: