Четвертая сестра
Шрифт:
Таня: Почему с верхнего этажа?
Коля: Он живет как раз над этой старушкой. Ну я, само собой, спросил, не нальет ли она мне чаю, пока суд да дело. Ну вот…
Таня: Какого хрена ты спросил чаю?
Коля(устало): Вот и Степа сказал то же самое.
Таня: Что?
Катя: Степа… Что он сделал?
Степа (сестрам): Я сказал этой маленькой засранке… (Коле) Какого
Вера: Нет!
Степа: Что значит — нет? Все восемь девушек в доме работают на тех же условиях, исключая Дуню. (Гордо) Но Дуня окончила университет с отличием.
Катя: Выходит, это бордель.
Степа: Нет, библиотека Конгресса. (К Коле) Примешь двадцать клиентов в день — двести баксов твои. Что? Скажешь — нечестно? Так ведь клиент долго не задерживается. Сунул — вынул. 10 минут — и все дела. Как видишь, я плачу хорошо.
Коля: В Москве мне платили больше. (Сестрам.) Это я ему сказал, чтобы потянуть время.
Степа: А куда ты денешься с подводной лодки? Не сучься. Подпишешь договор на шесть лет. А попытаешься соскочить… (Достает бритву и многозначительно раскрывает ее). Запомни, единственный выход отсюда — через канализацию.
Таня: Ну точно бандит!
Коля: Ты совершенно права.
Степа: Ну вы даете! Какой я бандит? (К Тане) А ты, девушка, сиди тихо, не гони пургу, не то и схлопотать можно. У нас все путем. В рот не берем — а если берем, то за дополнительную плату и непременно через гандон. (Толкает Колю на кровать.) А ну, раздевайся.
Коля: Была жара, но он так и не дал мне чаю. Зато я заметил, что рядом с кроватью стоит бутылка виски.
Вера: Тебе бы помолиться…
Степа: Это потом. А сейчас маленькая пробная поездка.
Степа расстегивает брюки.
Катя: Ты бы сказал, что у тебя голова болит.
Степа смеется.
Катя: Или что у тебя месячные.
Коля(К Степе): У меня месячные.
Степа: Тем лучше. Войдет как нож в масло.
Вера: Скотина!
Коля: Это ты верно заметила.
Степа: Заткни хлебало. Кто тут скотина? Я? Я — Человек с большой буквы, как сказал ваш гребаный Буревестник. Может быть, я ихний благодетель. Может быть эти девки заработают у меня столько бабла, что смогут перевезти сюда свои семьи, которые уродуются в этом сраном Минске! Обратите внимание, никто из восьми ни разу не пикнул. Никто. Одна, правда, малость распустила язычок, но мы (размахивает бритвой) слегка укоротили его. Так что теперь она не жалуется. Нечем.
Таня(К Степе): Заткнись, шестерка! (К Коле) Почему ты не признался, что ты мальчик?
Коля: Испугался, что он тогда меня совсем убьет.
Степа: И правильно сделал, что испугался.
Таня: Но другого выхода у тебя не оставалось.
Коля: Да. Мне пришлось признаться.
Степа: Он признался. Тогда я перевернул его на живот и сказал: значит ты пидор? Любишь пошутить? Я тебе устрою шутку. Лежи здесь и пускай сопли.
Он кладет Колю на кровать и придавливает его коленом. Кладет бритву на чемодан, стоящий возле кровати.
Генерал: Когда я был в Берлине на слете ветеранов…
Таня: Помолчи, папочка.
Генерал: В аэропорту меня не пропускали через рамку, потому что осколки гранат, которые засели у меня в голове, заставляли прибор звенеть. Передо мной один тип тоже не прошел через рамку. Потому что у него в пупке было кольцо.
Таня: Папочка… А дальше что?
Генерал: Он уехал в Америку.
Коля(все еще лежа на животе, Вере): Могу я попросить чашечку чая без сахара?
Вера: Коленька, милый, ну конечно… Я никогда не прощу себе, что отпустила тебя в эту поездку. Вот видишь, Таня?
Таня: Выходит, я крайняя? Если бы дядя был на месте, ничего этого не случилось бы..
Катя: А дальше что, Коля? Что было дальше?
Коля: На нем были шикарные трусы.
Степа снимает брюки, остается в трусах и демонстрирует лейбл.
Степа: «Кэлвин Клейн». Видал?
Таня: Ну и что?
Степа: Как что? Я дал ему понять, чтоб готовился.
Степа механически готовит себя к траханью.
Вера: Боже мой!
Таня: Ну и?
Генерал: А серьга в ухе у него была?
Коля: Нет.
Степа: Нет.
Генерал: Значит это был не тот.
Вера: Папочка!
Коля: Я понял, что он хочет оседлать меня как лошадь.
Вера: Бедный ребенок.
Коля: Я говорил вам, что возле кровати стояла бутылка водки?
Вера: Говорил.
Коля: Я схватил бутылку и как стукну его по башке. Он — с копыт. Господь не оставил сироту в беде. Тогда я схватил бритву, которую он оставил на столе, и пырнул его в руку.