Четыре Два
Шрифт:
Мне безумно нравились эти наши разговоры, и не только из-за моих чувств к Лили. Мне нравилось представлять все то, что она рассказывала. Я будто своими глазами мог увидеть мир за стеной, куда дорога мне была заказана. Она же, в свою очередь, училась ориентироваться в наше мире, где, при кажущемся его спокойствии и размеренности, ты был вынужден ежедневно бороться за пропитание и нормальные условия жизни. Не работать здесь было неприемлемо – от этого зависело все: за крышу над головой, пользование коммунальными ресурсами, горячий ужин и электронные коммуникационные и развлекательные системы нужно было платить. Большая часть общества была вполне довольна сложившейся ситуацией – арийцы обеспечили их возможностью постоянного, хоть и чем-то похожего на рабский, заработка, организовали приемлемые условия жизни и обеспечили необходимым минимумом полезных технологий и какими-никакими развлечениями, заключавшимися в основном в проведении праздничных мероприятий по определенным дням, установленным Канцелярией по Делам Досуга и Отдыха. Тогда я еще не понимал, сколько терпения, граничащего с героическим, требуется для выполнения всех этих будничных, обыденных и каждодневных обязанностей. Просто и весело, скрашивая углы, а иногда и наоборот, подмечая их, рассказывал я обожаемой фройлен Хартманн о том участке мира, где она оказалась благодаря удивительному стечению обстоятельств, неблагоприятному для нее, но, хотелось верить, судьбоносному для меня.
Со временем сложилось так, что отцы наши тоже стали дружны. Я не понимал, что могло объединить столь далеко отстоящих на социальной лестнице друг от друга людей – хоть отца Лили и ее саму лишили оставшейся части безусловного дохода, тем не менее жили они припеваючи по сравнению с обычными людьми – герр Хартманн, как-никак, был руководителем большого производства, руки сам не марал, но получал годовой доход намного больший, нежели задействованные в грязном труде работники предприятия, и мог позволить себе шикарный, по нашим меркам, двухэтажный коттедж невдалеке от центральной площади нашего городка. Видимо, арийцы не были готовы рискнуть своим авторитетом в лице случайно оказавшегося на чужой территории собрата, обеспечив его такими условиями проживания и таким положением в обществе, чтобы каждый простолюдин мог собственными глазами наблюдать признаки генетического шовинизма, на фундаменте которого было построено наше общество. Тем не менее, отец Лили оказался добродушным, простым дядькой, правда, привыкшим жить по-другому, что иногда проскальзывало в его взгляде налетом грусти. Семейные встречи с этой поры стали регулярными. Иногда я оставался на ночь у Лили, иногда – она у меня. Лежа такими ночами в своих постелях, мы, обсудив события дней, им предшествовавших, увлекались мечтами о будущем, хоть и предписанном для меня, и строили грандиозные планы по возвращению фройлен Хартманн обратно, в привычный для нее ареал обитания, откуда она сможет «выписать» себе меня, ну, по крайней мере, попробует это сделать наверняка. Мы никогда не разговаривали о причинах, помешавших герру Хартманну продолжать безбедное, полное радостей существование на арийской территории – отец запретил мне поднимать эту тему. А Лили ответа не знала. Да и знать это было необязательно: во-первых, мы были детьми и не хотели вдаваться в проблемы взрослых раньше времени, а во-вторых, мы были самодостаточной компанией – у нас и без этого тем для разговоров хватало, мы умели насладиться нашим общением, не примешивая к этому необходимость сплетничать о событиях, происходящих в жизни других людей.
Глава 3. Время окончания перемен
Потихоньку подходило время последнего звонка, все ученики усиленно готовились к экзаменам, результаты которых могли повлиять на решение Распределительной Комиссии, если, конечно, вы были семи пядей во лбу. В случае успеха можно было получить небольшую административную должность на том же месте работы, куда вы направлялись после успешного прохождения курса школьного обучения. Жалование в таком случае заметно возрастало, и, сообразно с ним – социальное положение. Но я был слишком ленив, а, может, слишком молод, чтобы понимать всю важность такого рода событий и обязательность стремления к высокому показателю. Я просто жил, наслаждаясь каждым моментом, как и должно поступать любому здравомыслящему школьнику. «Всему свое время, – рассуждал я в попытке оградить себя от лишних обязанностей. – Вот поступлю на работу, проявлю себя – это определенно не потребует такого же невероятного количества усилий – и стану хоть начальником цеха, ну, или, на худой конец, бригадиром». Но я честно старался заставить себя. С Лили из-за подготовки к экзаменам мы стали видеться значительно реже, в основном в школе. Наши отцы как могли объясняли нам необходимость успешной сдачи экзаменов. Лили занималась очень усердно, хоть это ей и не было так нужно, как мне – иногда складывалось впечатление, что она давно уже знает все, что мне приходилось с трудом зазубривать. Она будто осознавала то, что упорно пытались донести до нас отцы. Моя же подготовка проходила с заметным усилием, я часто засыпал, сложив руки на цифровой учебной доске, вымотавшись до предела обилием цифр, букв и формул, их связывающих.
Наступило время экзаменов, и результат не заставил себя ждать. Мы стояли перед учебной комнатой, выстроившись в очередь по двое. Каждый из пары отвечавших должен был перед началом экзамена рассказать наизусть историю становления и процветания Мирового Рейха, затем подойти к экзаменационной цифровой доске, нажатие на сенсорный экран которой запускало механизм формирования билета в реальном времени. Билет содержал пять вопросов по основным предметам и одно тестовое задание по оставшимся. Оценочная комиссия состояла из всех учителей нашей школы во главе с директором, за которым оставалось право последнего слова, то есть приходилось находиться перед шестнадцатью парой глаз, безотрывно следящих за каждым твоим движением, смущая подростковое сознание угрюмыми и требовательными взрослыми взглядами. Времени на подготовку не давалось, вы брали билет и сразу начинали попарно отвечать на поставленные вопросы. Если кто-то из пары не мог ответить на свой вопрос или не раскрывал тему полностью, второму давалась возможность улучшить свою оценку ответом на вопрос первого. У нас предусматривалась такая система оценок: 6 – полностью не готов, 5 – обладает очень малым количеством знаний, 4 – обладает достаточным количеством знаний для окончания процесса обучения, 3 – обладает удовлетворительным количеством знаний, 2 – курс обучения усвоен хорошо, 1 – обладает широкими познаниями предметов, +1 – великолепное знание школьного курса. Буквально это означало следующее: если ученик получал 6, он оставался еще на год в школе для дополнительного обучения, а в случае повторного получения этой же оценки результаты экзамена направлялись в Распределительную Комиссию для пересмотра ее решения в пользу ухудшения условий будущей работы (за всю историю школы два раза 6 получал только один ученик, чье имя стало нарицательным в стенах нашего учебного заведения. Он получил работу гардеробщика здесь же с жалованием в сто рейхмарок в год и кое-как сводил концы с концами, собственным примером доказывая необходимость стремления к лучшему, чем был у него, результату); в случае получения 5 ученик направлялся на пересдачу через месяц, а если и там не отвечал лучше, оставался на дополнительный год, по окончании которого должен был получить не меньше 4, так как три 5 приравнивались к 6; при получении учеником оценки от 4 до 1, ученику вручался документ, подтверждающий успешное окончание школьного курса, и он сразу направлялся с ним по месту будущей трудовой деятельности, куда был распределен, там он вставал на учет и, спустя два положенных на отдых месяца, приступал к выполнению рабочих обязанностей; оценку +1 мог заслужить только ученик, безукоризненно ответивший на все вопросы своего билета и каждый из трех дополнительных – либо из билетов напарника, в случае его провала, либо из билета, сформированного новым нажатием на экран доски. Получение оценки +1 влекло за собой положительные последствия – Распределительная Комиссия пересматривала ваше направление, выбирала одну из подходящих свободных должностей, и через каких-то два месяца ваша жизнь, как и жизнь всех членов вашей семьи, заметно улучшалась с помощью возможностей, которые нам могут предоставить только деньги.
Лили была во второй паре отвечавших. Ее напарницей, по превратности судьбы, стала Минус Один, которая, как выяснилось минут через двадцать после начала их экзекуции, получила уверенную 5 и теперь стояла в расстроенных чувствах возле своего шкафчика, утирая сопли. Фройлен Хартманн, конечно, получила +1, о чем нам не преминул с гордостью сообщить сам герр директор. Такую оценку, кстати сказать, получали до нее всего два человека – одним из них был Аццо Копп, бывший директор нашей школы, а второй – находившийся ныне в должности ситивайзера (управляющего по контролю за чистотой города), бывший начальник цеха, которого сменил на посту отец Лили, отличник учебы и физподготовки герр Томас Браун, чье лицо натянутой лучезарной улыбкой освещало нам каждый проведенный в школе день, открыто выражая радость присутствия на голографическом постаменте почета, расположенном аккурат напротив входа.
Я искренне радовался успеху Лили, хоть и никогда не сомневался в нем, все больше уверяясь в наличии огромной пропасти между моим и ее положением, которое стало вполне очевидно после начала подготовительного этапа к экзаменам. Я же тешил себя надеждой просто не ударить в грязь лицом и не подвести отца, затерявшись ближе к концу очереди, представлявшейся мне очередью к эшафоту. Может, я просто смог смириться с тем, что за меня все было решено. Я не видел своими глазами того большего, которое мотивирует стать успешнее и начать двигаться вперед. Зато повсеместно встречались примеры обратные – те, кто старался меньше других. Этого допустить было нельзя. Поэтому к экзамену я был более-менее готов, по крайней мере, в той степени, которая могла позволить получить долгожданный документ об окончании школы. Когда подошла наша с напарником очередь, мандраж охватил меня. Я смотрел, как Ланцо, получивший уверенную 3, успокаивает в сторонке свою девушку, и это не добавило уверенности. Нас вызвали. Почтительно поприветствовав членов экзаменационной комиссии, я нажал на экран. Отлегло. Я наверняка знал ответы на три вопроса, но тестовое задание далось с трудом – я правильно решил только сорок процентов его заданий. Таким образом, когда я вышел из учебной комнаты, заслуженная 3 была у меня в кармане, а скоро она будет прописана и в документе, свидетельствующем об успешном окончании курса школьного обучения. Я был несказанно рад – для меня 3 было успехом, ведь основная задача выполнена. Помимо Минус Один еще один парень получил 5, остальные же готовы были приступить к обязанностям взрослых людей, своим участием поддерживая закостенелый в веках нескончаемый круговорот трудовых усилий.
Через два дня мы расселись на лавочках перед сценой. Наша славная фрау Маркиза уже пускала ежегодную слезу, стоя перед микрофоном: мы снова были самым незабываемым потоком, мы как никто врезались ей в память штампованными оттисками лиц и событий, она еще никогда не была так уверена, отпуская свой выводок в сложную, замысловатую и не всегда предсказуемую взрослую жизнь и так далее. Дальше слово взял директор, произнес торжественную речь и в конце ее неожиданно пригласил к микрофону фройлен Лили Хартманн, чьи учебные достижения – повод для гордости всего учительского состава (хоть они и не были основной причиной этих достижений) и образец поведения и прилежности для всех будущих поколений учащихся.
Лили уверенно подошла к микрофону, но заговорила сначала робко:
– Это было неожиданно, – мило улыбнулась, – но я благодарю многоуважаемого герра директора за предоставленную возможность выступить. Каждый из вас знает, каким образом я оказалась в теперь уже ставшей нашей школе. Но далеко не каждый осознает, насколько трудно было мне привыкнуть к новым условиям жизни, новым лицам и обстановке. Я будто разом очутилась в незнакомом для себя мире, где все казалось враждебным и недружелюбным. Но прошлые страхи, обиды и терзания – ничто по сравнению с теми достижениями, которые ждут нас впереди. Уже сейчас я могу сказать, что последние два года, проведенные с вами – счастливая пора. Но она стала такой не сразу. У меня, как и каждого из присутствующих, были свои поражения и разочарования, маленькие победы на фоне которых виделись громадными успехами. Но сейчас наступает новое время в наших жизнях – время ответственности и зрелости, стабильности и ясности взгляда на будущее. Я хочу выразить искреннюю признательность всем учителям, благодаря которым почти все из нас смогли успешно закончить курс обучения и собраться здесь, – она поклонилась в сторону, где расположились работники школы, – но еще большей благодарностью я хотела бы выделить тех, – она окинула взглядом собравшихся, но задержалась, и теперь безотрывно смотрела в мою сторону, – кто не дал мне впасть в отчаяние и был опорой на протяжении этого нелегкого пути, который нам с вами удалось с успехом завершить сегодня! Одна страна, один лидер, один Рейх! – торжественно закончила она под громкие аплодисменты толпы.
В тот момент я окончательно понял, что нам с ней больше не по пути, но смотрел на нее глазами, полными подростковой любви, в то время как в ее взгляде читалась великодушная покорность и смирение.
После окончания основной части мероприятия, Лили с отцом подошли к нам. Наши родители пожали друг другу руки и понимающе удалились в сторонку, не мешая нам сказать оставшиеся слова. Мы обнялись, поздравляя друг друга, и перекинулись несколькими ничего не значившими фразами. И она, и я понимали, что нам не суждено общаться вечно, слишком велика была разница амбиций и положений. К нам подошли несколько учеников и увлекли за собой к праздничному столу. Есть, честно сказать, не хотелось совсем, как и находиться в эпицентре веселья, поэтому я взял что-то со стола ради приличия и решил удалиться от суеты в ту самую беседку, которая так часто спасала меня в подобных ситуациях. Присев под сводчатой деревянной ее крышей, я предался размышлениям, которые в основном сводились к пониманию и принятию новых условий существования. Неожиданно чья-то рука ласково опустилась на мое плечо. Я оглянулся. Она пришла!
– Четыре Два, хватит грустить, пойдем на наше место? – голосом, полным доброты и искренности, спросила Лили.
– Да я и не грущу совсем, – смутился я. – Просто думаю о том, как сложно покидать то место, где провел столько времени. Хоть по многим одноклассникам я и не буду скучать, – весело добавил, чтобы не растерять всю радость этого момента.
Мы пошли на ту самую лавочку, где началась наша дружба и проболтали там до темноты, выпив бутылку вина, предусмотрительно захваченную с праздничного стола моей подругой, после чего я проводил Лили домой, а сам отправился к себе, где еще предстояло выслушать поздравления и напутственную речь от отца, которому, думалось мне, совсем не терпелось это сделать. Теперь все мысли приносили покой и умиротворение, ведь страх перед неизвестностью и неотвратимостью будущего – суть ксенофобия, не дающая нам спокойно и уверенно двигаться в выбранном, правда, за нас, направлении. Так мне смущенно сказала маленькая фройлен Хартманн на прощание, крепко-крепко прижав к себе и поцеловав в щеку.