Четыре года в австро-венгерском Генштабе. Воспоминания полномочного представителя германского Верховного командования о боевых операциях и закулисных соглашениях. 1914—1918
Шрифт:
AUGUST VON CRAMON
UNSER OSTERREICHISCHUNGARISCHER BUNDESGENOSSE IM WELTKRIEGE
Предисловие
Оказавшись по воле благосклонной ко мне судьбы на посту, позволившем стать непосредственным участником важных событий, я смог лично наблюдать за ними в ходе Первой мировой войны. И не только наблюдать. Мне посчастливилось участвовать в разработке и принятии решений по проведению различных боевых операций. Кроме того, занимаемое мной положение предоставило также возможность обогатить свои знания в военной области и понять влияние на военные вопросы политических
Беспристрастное изложение материала, отсутствие стремления к созданию сенсаций, желания выставить себя в выгодном свете, защититься от нападок или очернить кого-либо позволили сказать мне истинную правду.
После первого издания книги я получил много отзывов, в которых утверждалось, будто написал свою книгу исключительно с целью создания неприемлемых условий нахождения на троне последнего из Габсбургов.
Такое предположение ошибочно. Я категорически отрицаю утверждение о том, что искренне и всем сердцем желаю присоединения немецкой Австрии к Германской империи. Наоборот, я лелею надежду на то, что мое описание существовавших взаимоотношений поможет исправить в некотором роде ошибочные суждения о достижениях нашего союзника в мировой войне. В этом смысле я, возможно, и высказался за присоединение. Но то, что я намеренно нацелил на это свои суждения об отдельных личностях, и в частности об императоре Карле, никоим образом действительности не соответствует. К тому же различные публикации, появившиеся после выхода в свет моей книги, не только подтверждают правоту моего описания императора Карла I, но и доказывают, что я мог бы, не искажая истины, прибегнуть в некоторых случаях и к гораздо более грубому изложению материала.
Насколько мне известно, убежденные австрийские монархисты выступают против моего описания императора Карла I. Однако я решительно не согласен с их утверждением о необходимости искажать факты в угоду сторонникам монархии. Ведь в таком случае мое намерение написать в меру своих возможностей правдивую книгу изменилось бы на противоположное. А без упоминания о неблагоприятных инцидентах по вине императора Карла I осуществление моих стремлений становилось невозможным.
У меня нет ни малейших оснований ставить свое поведение в зависимость от мнения об императоре Карле 1. Я стремился добросовестно и с величайшим усердием выполнить свои служебные обязанности в интересах Австро-Венгрии и ее правителя. Я изо всех сил старался не верить в то, что император Карл I вел нечестную игру, и рассчитывал помочь ему, передавая не совсем достоверные сведения об Австро-Венгрии и ее правителе моему куратору и высшему немецкому армейскому руководству. Однако своими аферами кайзер злоупотребил моим доверием, и узы, связывавшие меня с императором Карлом I, в конце концов разорвались. И произошло это отнюдь не по моей вине. При этом вполне вероятно, что я осознал бы свое заблуждение значительно раньше, если бы отношения между Австро-Венгрией и Германией во время Первой мировой войны были представлены противной стороной детально и объективно. Однако поскольку этого не произошло, а тенденциозно составленные донесения только исказили реальную картину, то я решил поведать то, что и должен был сказать.
Введение
8-му армейскому корпусу, начальником штаба которого я тогда был, в 1914 году предстояло провести очередные императорские военные учения и показать свою боевую выучку Верховному главнокомандующему в присутствии целого ряда высокопоставленных лиц, в том числе и короля Бельгии Альберта 1. Подготовка к маневрам шла полным ходом, и в июне мы с командиром корпуса генералом Эрихом Тюльффом фон Чепе унд Вайденбахом приняли участие в инспектировании войск. Все шло своим чередом, и ничто не нарушало спокойную, мирную обстановку до тех пор, пока до нас не дошло мгновенно разнесшееся по всему миру известие о подлом убийстве в Сараево наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда.
В свое время я многие годы возглавлял австро-венгерский отдел в Большом Генеральном штабе и довольно хорошо разбирался во внутренних делах Дунайской монархии. Поэтому у меня сразу же возникли серьезные опасения относительно того, что это гнусное преступление может привести к весьма серьезным последствиям. Я понимал, что Дунайская монархия сама вычеркнула себя из числа великих держав травлей сербов, что и подготовило почву для организации кровавой бойни.
Вначале все оставалось спокойным, и мы, солдаты, уже стали надеяться на то, что дипломаты нашли пути к достижению компромисса. При этом я настолько уверился в отсутствии угроз для мира, что взял в июле краткосрочный отпуск и отправился на отдых в Силезию. Во время поездки к месту проведения отпуска до меня дошел текст ультиматума Австро-Венгрии в адрес Сербии. Я не сомневался, что Сербия, опираясь на поддержку России, не примет требования ультиматума и что Германия, оставаясь верной союзническому долгу, выступит на стороне Дунайской монархии. Поэтому и решил ускорить свое возвращение к месту службы и своевременно предпринял в Кобленце соответствующие меры по форсированию мобилизационных мероприятий 8-го армейского корпуса.
Между тем Германия не хотела войны, и тем более ее провоцировать. Она не стремилась к увеличению своей территории и свыше 40 лет являлась приверженицей мира, хотя и имела достаточно много благоприятных возможностей для развязывания войны за пределами своих границ. Она проводила политику, которую можно назвать как угодно, но только не воинственной. Ведь император Вильгельм II желал до конца своей жизни выступать в качестве посланца мира, и всем было известно, с каким тяжелым сердцем он пошел на одобрение мобилизационных мероприятий.
Я прослужил в Генеральном штабе 13 лет на многих должностях, отвечая за самые разнообразные направления, и однажды все же был вынужден столкнуться на своем жизненном пути с воинственными намерениями Германии. Однако перед Богом и всем миром могу поклясться, что ни одно ее мобилизационное мероприятие не предусматривало развязывание наступательной войны. Все являлось направленным лишь на отражение угроз со стороны вероятных противников. Ведь я точно знаю, что идеи о необходимости ведения только оборонительных войн, несмотря на наличие явно превосходящего Германию по силе противника, были по душе начальнику Генерального штаба генерал-полковнику фон Мольтке. Причем Антанте это было известно не меньше, чем нам, хотя она и утверждала обратное, чтобы оправдать навязывание немцам позорного мира.
Вышесказанное относится и к вхождению наших войск в Бельгию. И пусть мне покажут свод законов какого-либо государства, в котором содержалось бы положение о наказании за необходимую оборону. Ведь Франция и Англия уважали бельгийский нейтралитет столь же мало, и нам удалось их всего лишь опередить.
Поскольку нападение является лучшим способом защиты, то в случае навязанной нам войны у нас было предусмотрено немедленное вторжение в Бельгию и Люксембург. В этом случае 8-му армейскому корпусу надлежало оккупировать Люксембург, а затем как прикрывающее правый фланг соединение войти в состав 4-й армии герцога Альбрехта фон Вюртенбергского. Вначале люксембуржцы не очень обрадовались непрошеным гостям, но осознали абсурдность сопротивления и смирились с положением вещей. Вскоре же их отношение к немцам вообще стало хорошим, что охранило страну от какого-либо ущерба. Более того, предоставленные Германией компенсации принесли ей весьма заметные прибыли.
А вот в Бельгии все произошло иначе. Доведенное духовенством до особого фанатизма и полагавшееся на проведенные в мирное время оборонительные мероприятия население вело себя крайне враждебно, и многие бравые солдаты стали жертвами его нападений. Поэтому неудивительно, что немало бельгийцев пострадало от проведенных актов возмездия.
Находясь на правом фланге 4-й армии, 8-й армейский корпус победоносно устремился вглубь враждебной страны и после упорных боев достиг очередного бельгийского оборонительного рубежа. После кровопролитного сражения сопротивление противника было сломлено, и мы начали его преследование, как вдруг в ночь на 9 сентября поступил совершенно неожиданный и потрясший нас приказ на отход.
Сразу отмечу, что я не привык позволять себе выносить окончательный вердикт по поводу вещей, которые не могу полностью обозреть. Однако после всего, что мне стало известно к настоящему времени, считаю, что решение командования об отходе, явившемся краеугольным камнем всех последующих несчастий, было необоснованным. Ведь не случайно французы назвали его «настоящим чудом». Для нас же оно явилось поворотным пунктом во всей кампании. После него войну выиграть было уже нельзя, если, конечно, не полагать, что оно явилось следствием намерения ее проиграть.