Четыре портрета
Шрифт:
– Да что вы, товарищ! Что я, буржуй какой-нибудь, чтобы прислугу держать! Тут на еду не хватает, а вы, прислуга! Хи-хи!
– Тут?
– лаконически спросил черный, указывая на дыру в кабинет.
– Добавочная, 131/2, под конторой моего учреждения, - скороговоркой ответил хозяин.
Черный немедленно шагнул в полутемный кабинет. Через секунду в кабинете с грохотом рухнул таз и я слышал, как черный, падая, ударился головой о велосипедную цепь.
– Вот, видите, товарищи, - зловеще сказал хозяин, -
Черный выбрался из волчьей ямы с искаженным лицом. Оба колена у него были разорваны.
– Не ушиблись ли вы, - испугано спросил хозяин.
– А.. бу...бу...ту...ту...ма...
– невнятно пробурчал что-то черный.
– Тут товарищ Настурцина, - водил и показывал хозяин - тут я, - и хозяин широко показал на Карла Маркса. Изумление нарастало на лицах трех. А тут, товарищ Щербовский, - и торжественно он махнул на Троцкого.
Трое в ужасе глядели на портрет.
– Да он, что, партийный, что ли?
– спросил второй серый.
– Он не партийный, - сладко ухмыльнулся хозяин, - но он сочувствующий. Коммунист в душе. Как и я сам. Тут у нас все ответственные работники живут, товарищи.
– Ответственные, сочувствующие, - хмуро забубнил черный, потирая колено, - а шкафы зеркальные. Предметы роскоши.
– Рос-ко-ши?!
– укоризненно ахнул хозяин, - что вы, товарищ!! Белье тут лежит последнее, рваное. Белье, товарищ, предмет необходимости.
– Тут хозяин полез в карман за ключом и мгновенно остановился, побледнев, потому что вспомнил, что как раз вчера шесть серебряных подстаканников заложил между рваными наволочками.
– Белье, товарищи, - предмет чистоты. И наши дорогие вожди, - хозяин обоими руками указал на портреты, все время указывают пролетариату на необходимость держать себя в чистоте. Эпидемические заболевания... тиф, чума и холера, все оттого, что мы, товарищи, еще недостаточно осознали, что единственным спасением, товарищи, является содержание себя и чистоте. Наш вождь...
Тут мне совершенно явственно показалось, судорога прошла по лицу фотографического Троцкого и губы его расклеились как будто он что-то хотел сказать. То же самое, вероятно, почудилось и хозяину, потому что он смолк внезапно и быстро перевел речь:
– Тут, товарищи, уборная, тут ванна, но конечно испорченная, видите, в ней ящик с тряпками лежит, не до ванн теперь, вот кухня - холодная. Не до кухонь теперь. На примусе готовим. Александра Ивановна, вы чего здесь в кухне? Там вам письмо есть в вашей комнате. Вот, товарищи, и все! Я думаю просить себе еще дополнительную комнату, а то, знаете, каждый день себе коленки разбивать - эт-то, знаете ли, слишком накладно. Куда это надо обратиться, чтобы мне дали еще одну комнату в этом доме? Под контору.
– Идем, Степан, - безнадежно махнув рукой, сказал первый серый и все трое направились, стуча сапогами в переднюю.
Когда
– Вот, любуйтесь, - вскричал он, - и это каждый божий день! Честное нам даю слово, что они меня докапают.
– Ну, знаете ли, - ответил я, - это неизвестно, кто кого докапает!
– Хи-хи!
– хихикнул хозяин и весело грянул: - Саша! давай самовар!..
Такова была история портретов и в частности Маркса. Но возвращаюсь к рассказу.
...После супа, мы съели бефстроганов, выпили по стаканчику белого Ай-Даниля винделправления и Саша внесла кофе. И тут в кабинете грянул рассыпчатый телефонный звонок.
– Маргарита Михална, наверно, - приято улыбнулся хозяин и полетел в кабинет.
– Да... да...
– послышалось из кабинета, но через три мгновения донесся вопль:
– Как?!
Глухо заквакала трубка и опять вопль:
– Владимир Иванович! Я же просил! Все служащие! Как же так?!
– А-а!
– ахнула кузина, - уж не обложили ли его?!
Загремела с размаху трубка и хозяин появился в дверях.
– Обложили?
– крикнула кузина.
– Поздравляю, - бешено ответил хозяин, обложили вас, дорогая!
Как?!
– кузина встала вся в пятнах, - они не имеют права! Я же говорила, что в то время я служила!
– Говорила, говорила!
– передразнил хозяин, - не говорить нужно было, а самой посмотреть, что этот мерзавец-домовой в списке пишет! А все ты повернулся он к кузену, - просил, ведь, сходи, сходи! А теперь, не угодно ли: он нас всех трех пометил!
– Ду-рак ты, - ответил кузен, наливаясь кровью, при чем здесь я? Я два раза говорил этой каналье, чтоб отметил как служащих! Ты сам виноват! Он твой знакомый. Сам бы и просил!
– Сволочь он, а не знакомый!
– загремел хозяин, - называется приятель! Трус несчастный. Ему лишь бы с себя ответственность снять.
– На сколько?
– крикнула кузина.
– На пять-с!
– А почему только меня?
– спросила кузина.
Не беспокойся!
– саркастически ответил хозяин, - дойдет и до меня и до него. Буква, видно, не дошла. Но только если тебя на пять, то на сколько же они меня шарахнут?! Ну, вот что - рассиживаться тут нечего. Одевайтесь, поезжайте к районному инспектору - объясните, что ошибка. Я тоже поеду. Живо, живо!
Кузина полетела из комнаты.
– Что ж это такое?
– горестно завопил хозяин, - ведь это ни отдыху, ни сроку не дают. Не в дверь, так по телефону! От реквизиций отбрились, теперь налог. Доколе это будет продолжаться? Что они еще придумают?!
Он взвел глаза на Карла Маркса, но тот сидел неподвижно и безмолвно. Выражение лица у него было такое, как будто он хотел сказать:
– Это меня не касается!
Край его бороды золотило апрельское солнце.