Четыре птицы
Шрифт:
К портрету юной Лолиты
Хрупкий женственный мальчик —
Девчонка с короткою стрижкой
Демонической грезой, растлевающей ум,
Этот ангел, что кажется глупой малышкой,
Не Лолита – скорбящая Улялум.
Это имя весны, что течёт между пальцев —
Недоступно-желанной и юной весны
В суете валентиновых зайцев,
Ускользающей в мёртвые сны.
Сны, где чахнет на окнах герань,
Где извёлся несчастный отец,
И Лолита – вульгарная дрянь,
Матерится и жрёт леденец.
Прогулка
Выпью
Где склонились поблекшие звезды.
И кому рассказать о моём сентябре?
Рано в морг, а любить уже поздно!
Седина в бороде, а под рёбрами бес,
И всё по фигу этому чёрту.
Вдруг посыплется счастье в ладони с небес,
Разрывая на вздохе аорту.
Так смеётся судьба. В паутине долгов,
В липких нитях вишу я, как муха.
Бросить всё и бежать? Не могу, не готов,
Не хватает присутствия духа.
Ведь не деньги, а жизнь – мой неслабый «должок»,
И на всех векселях – бескорыстье!
Мне оставлено небо, да пива глоток,
Да шуршащие осенью листья.
Наш роман длинною в поцелуй
Наш роман длинною в поцелуй,
Влажный блеск миндалевидных глаз,
На стекле автобуса рисуй,
Эту тайну в профиль и анфас.
Где-то тихий ангел пролетел
В райский сад за окнами тюрьмы,
Когда близость душ на близость тел,
На мгновенье поменяли мы.
На мгновенье нам открылся сад,
И без вёсел в лодке по реке,
В вечности, не знающей преград
Закачались мы, рука в руке.
Ради просто шёпота о нас,
И пойди, теперь им растолкуй:
Длится он не здесь и не сейчас —
Наш роман длинною в поцелуй.
Злой колдун
Сочиняю я сон, чтобы был он нестрашный,
Словно солнечный блик на воде,
Чтобы сосны вздымали могучие башни,
Чтобы ветер по-птичьи галдел.
Чтобы было светло и тепло, но не жарко,
Чтобы можно любить, а обидеть нельзя,
Чтобы быстро летела на волнах байдарка,
В бриллиантовых брызгах скользя.
Там опять на меня ты посмотришь влюблённо,
В том лесу без греха и стыда,
Но в реке моих снов берега из бетона
И в промышленных стоках вода.
В них свинец облаков озаряют пожары,
Где при тёмном биенье огня,
Вижу всплеск одного и того же кошмара:
Злой колдун сочиняет меня.
Нет, не сказать
Нет, не сказать об этом, ни о том,
Как плоть моя становится собором,
Возносится в пространстве нежилом,
И строит своды – символы простора.
Громаден и во тьме неразличим,
Мой мир, воспринимаемый на ощупь,
В соединеньи душ, в дыханье общем,
Кометой в бесконечности летим.
Нет ни руки, ни тела, даже рта —
Сливаются распахнутые лица,
И вечность открывает нам врата,
И новая вселенная родится.
Человек разумный
Когда Бог создавал человека разумного,
Потеряв свой божественный день,
Представлял ли себе он противного, шумного,
Его злобу, и алчность, и
Представлял ли себе он наш род тараканий,
Становясь нам навечно Отцом,
Знал ли он, что дитя, щегольнув воспитаньем,
Рассмеётся папаше в лицо.
Ну конечно, Он знал, Он готовился к боли,
Всемогущий, всеведущий Бог.
Он на чудо надеялся, что ли?
Просто – был одинок.
Феникс
Увидеть Бога
Когда ты к небу поднимаешь взгляд,
Там, наверху, ты не увидишь Бога.
Там только тучи серые висят,
Там только солнце, мутное от смога.
И не Его глаза на нас глядят
С икон поблекших мертвенно и строго:
Подонков милуют, а праведных казнят,
Счастливых мало, а несчастных много.
И бог молчит, считая облака,
Покуда города уничтожают,
Или из печи раздаётся идиш.
Но если вдруг протянута рука,
К упавшему, твоя рука, живая…
А в небесах ты Бога не увидишь!
Ром
Нет, то не шторм качает нашу палубу,
Волна не ходит в трюме напролом —
То жадно смотрит зенками кровавыми,
Кипит внутри, залитый внутрь, ром.
Нет, мачта не скрипит и не ломается,
Не тонем мы с награбленным добром —
То другом-доброхотом спотыкается,
Над пропастью удерживая, ром.
Погода, как красотка, переменчива,
И пусть нас к Чёрту унесет дождём!
Ведь в небесах нам просто делать нечего —
На небесах не наливают ром.
Подруга – Смерть, – и мы дарили цацки ей,
А нынче в ад вразвалочку войдём,
Горланя песни грубые, пиратские,
И запылает под ногами ром.
Двенадцать принцев
Двенадцать принцев спят на опустевшем поле,
Невидимый для них, злорадствует закат.
Вороны не кричат, а бродят поневоле,
Как будто бы живых найти они хотят.
Но принцы просто спят и видят сон неверный,
Им снится, что они погибнуть не могли.
Дол сумраком пленён и медленно таверна
Манящие огни затеплила вдали.
Но принцы всё лежат, им видится победа
Над кем-то, но смеётся, но он непобедим.
В таверне гаснет свет, слышна ворон беседа
И стелется туман – холодный белый дым.
Моя жизнь
Всё это и есть моя жизнь. Эти грубые крупные здания,
И серая вата, застрявшая в контурах крыш,
И рваный плакат на стене о пути созидания…
О цвете не вспомнишь, когда на него поглядишь.
А яркое небо и море, античные портики,
Красавицы-яхты – мои голливудские сны.
Здесь все приключенья в году – именинные тортики,
Сотрудницы, пьющие чай в ожиданье весны.
Не то, чтобы цепью к столу, но уйти не получится
Сегодня пораньше. Ну, разве совсем на чуть-чуть.
Такая вот жизнь – ни судьба, ни жена, а попутчица, —
Моя драгоценность, которую надо вернуть.